Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

на конференции будет рассматриваться вопрос о коровах. В ответном письме на приглашение я обещал постараться прибыть на конференцию и рекомендовал не смешивать два разных вопроса. Последнее было сделано, очевидно, с целью дать каждой из сторон объект для торга и уступок. Между тем следовало каждую проблему разрешить вполне самостоятельно, считаясь только с существом дела.

Обуреваемый такими мыслями, я прибыл на конференцию. Она была довольно многолюдна. Я побеседовал по волновавшему меня вопросу с свами Шраддхананджи, присутствовавшим на конференции. Он охотно принял мою точку зрения и посоветовал выступить с моим предложением на конференции. Я переговорил по этому вопросу также с Хакимом Сахибом.

Выступая на конференции, я приводил следующие аргументы в пользу раздельного рассмотрения вопросов о халифате и о защите коров: если требования относительно халифата справедливы и законны, как это мне представляется, а правительство действительно поступало крайне несправедливо, то индусы обязаны поддерживать требования мусульман. И неправильно впутывать сюда вопрос о коровах или использовать ситуацию, чтобы оказать давление на мусульман; точно так же неправильно предлагать мусульманам отказаться от убоя коров в вознаграждение за помощь со стороны индусов в вопросе о халифате. Если бы мусульмане по доброй воле, из уважения к религиозным чувствам индусов, как своих соседей и детей одной родины, прекратили убой коров, то такое благородство сделало бы им честь. Но они должны, если захотят, сделать это независимо от того, окажут ли индусы им поддержку в вопросе о халифате. Таким образом, доказывал я, оба вопроса следует обсуждать независимо один от другого, и конференция должна сосредоточить внимание только на вопросе о халифате.

Мои соображения были приняты во внимание, и вопрос о защите коров не обсуждался на конференции.

Но, несмотря на мое предостережение, маулана Абдул Бари Сахиб заявил:

– Будут индусы помогать нам или нет, мы, мусульмане, как соотечественники индусов, должны из уважения к их чувствам прекратить убой коров.

И одно время казалось, что они как будто действительно прекратили забивать коров.

Несколько человек выразили желание, чтобы на конференции слушался также вопрос о пенджабских событиях. Но я воспротивился этому по той причине, что события в Пенджабе имели местный характер и потому не могли повлиять на наше решение принимать или не принимать участие в торжествах по случаю заключения мира. Я считал, что, присоединяя вопрос местного значения к вопросу о халифате, который возник в прямой связи с условиями мира, мы совершим весьма нетактичный акт. Мои аргументы подействовали.

Среди делегатов был Маулана Хасрат Мохани. Я был знаком с ним раньше, но только здесь узнал, какой он боец. С самого начала я расходился с ним во взглядах по многим вопросам, а по ряду из них мы расходимся и до сих пор.

Одна из многочисленных резолюций, принятых на конференции, призывала индусов и мусульман дать обет свадеши и, как естественное следствие этого, начать бойкот иностранных товаров. О кхади еще не было речи. Хасрат Мохани считал эту резолюцию неприемлемой. По его мнению, отомстить Британской империи необходимо будет в случае, если не восторжествует справедливость в вопросе о халифате. Он выдвинул контрпредложение и по мотивам целесообразности требовал бойкота исключительно английских товаров.

Я в принципе отверг такую точку зрения также по мотивам целесообразности, обосновав ее доводами, которые теперь широко известны. Я также изложил перед собравшимися свой взгляд на ненасилие. Мои слова произвели большое впечатление на слушателей. До меня говорил Хасрат Мохани, и его речь была принята с таким шумным одобрением, что я боялся, что мои слова окажутся гласом вопиющего в пустыне. Я осмелился выступить только потому, что считал долгом изложить перед конференцией свои взгляды. К моему приятному изумлению, мое мнение было выслушано с большим вниманием и нашло полную поддержку в президиуме. Один оратор за другим высказывались в защиту моей точки зрения. Лидеры поняли, что бойкот исключительно английских товаров не только обречен на неудачу, но и поставит конференцию в смешное положение, ибо на конференции не было ни одного человека, который не имел бы на себе какого-нибудь предмета английского производства. Большинство поняло, что резолюция бойкота английских товаров ничего, кроме вреда, не принесет, так как даже те, кто голосовал за нее, не могли бы ее осуществить.

– Один лишь бойкот иностранных тканей, – сказал Маулана Хасрат Мохани, – не устраивает нас хотя бы потому, что никто не знает, сколько пройдет времени, прежде чем мы сможем изготовлять ткани «свадеши» в количестве, достаточном для удовлетворения потребностей всего населения. Прежде чем мы сможем осуществить эффективный бойкот иностранных тканей, нужно предпринять что-нибудь такое, что окажет немедленное действие на англичан. Пусть ваш бойкот иностранных тканей проводится. Мы не против него. Но дайте нам, кроме него, какое-нибудь средство, способное быстро подействовать на англичан.

Слушая Хасрата Мохани, я почувствовал, что нужно выдвинуть что-то новое, но и имеющее отношение к бойкоту иностранных тканей. Немедленный бойкот казался и мне в то время абсолютно невозможным. Я тогда еще не знал, что мы, если захотим, сможем вырабатывать достаточно кхади для удовлетворения всех наших нужд. Это открытие мы сделали позже. С другой стороны, я знал, что мы не можем при бойкоте рассчитывать только на свои фабрики. Пока я раздумывал над этой дилеммой, Хасрат Мохани закончил свою речь.

Мне мешало, что я не находил нужных слов на языках хинди и урду. Впервые мне пришлось говорить перед аудиторией, состоявшей почти исключительно из мусульман Севера. На сессии Мусульманской лиги в Калькутте я говорил на урду, но тогда моя речь была кратким призывом. Здесь же я имел дело с аудиторией, очень критически, если не враждебно, настроенной, которой должен был объяснить свою точку зрения. Но я отбросил всякую застенчивость. Мне вовсе не нужно было произносить речь обязательно на безукоризненном, отшлифованном урду, на котором говорили мусульмане Дели. Я мог говорить на самом ломаном хинди, лишь бы выразить свои взгляды. И мне это удалось. Конференция наглядно показала мне, что только хинди-урду может стать Lingua franca[21] для всей Индии. Говори я в тот раз на английском языке, мне не удалось бы произвести такого впечатления на аудиторию, а Маулане Хасрату не пришло бы в голову бросить мне вызов. А если и бросил бы, я не смог бы столь действенно отразить его.

Я не мог подобрать подходящего выражения из языка хинди или урду для выдвигаемой мной новой мысли, и это несколько сбивало меня. Я описал ее наконец словом «несотрудничество», впервые употребленном на этом собрании. Пока говорил маулана Хасрат, я подумал, что напрасно он говорит об активном