Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

заколебался и бросил взгляд на адвоката Бепина Чандра Пала, ища поддержки. Малавияджи воспрянул духом. Он схватил листок бумаги, на котором была изложена суть поправки, и, не дождавшись, пока Дешбандху произнесет свое «да», выкрикнул:

– Братья делегаты, должен обрадовать вас, нам удалось добиться компромисса!

Что последовало за этим – трудно описать. Пандал загремел от рукоплесканий, и мрачные лица делегатов осветились радостью.

Вряд ли стоит приводить текст поправки. Моей целью было только описать, как была принята резолюция. Ведь это являлось частью моих поисков, которым посвящена эта книга.

XXXVIII. Вступление в Конгресс

Я рассматриваю свое участие в заседаниях Конгресса в Амритсаре как действительное начало своей политической деятельности в Конгрессе. Мое присутствие на предыдущих сессиях было не чем иным, как ежегодно повторяемым изъявлением верности Конгрессу. При этом я не считал, что для меня уготована какая-нибудь другая работа, кроме сугубо личной, и не желал большего.

Мой опыт в Амритсаре показал, что у меня есть определенная наклонность к некоторым вещам, которая может быть полезной Конгрессу. Я видел, что Локаманья, Дешбандху, пандит Мотилалджи и другие лидеры довольны моей работой в связи с расследованием в Пенджабе. Они часто приглашали меня на свои неофициальные заседания, где вырабатывались проекты резолюций. На эти заседания приглашались, как правило, только те лица, которые пользовались особым доверием лидеров и в чьих услугах они нуждались.

В наступающем году меня интересовали две вещи в соответствии с моими склонностями к определенного рода деятельности. Во-первых, памятник жертвам бойни в Джалианвала-Багхе. Резолюция по этому вопросу была принята на сессии Конгресса с большим энтузиазмом. Для памятника необходимо было собрать сумму приблизительно в пятьсот тысяч рупий. Меня назначили одним из доверенных лиц. Пандит Малавияджи пользовался репутацией короля попрошаек при сборе денег для общественных нужд. И я знал, что не уступаю ему в этом. Уже в Южной Африке я открыл в себе такую способность. Конечно, я не мог сравниться с Малавияджи в умении заставить раскошелиться правителей Индии. Но сейчас нечего было и думать идти к раджам и махараджам за лептой на памятник жертвам расправы в Джалианвала-Багхе. Поэтому главная забота по сбору пожертвований пала на мои плечи. Великодушные граждане Бомбея вносили пожертвования добровольно, и в банке к настоящему времени накопилась довольно большая сумма. Перед страной возникла проблема: какого рода должен быть памятник, воздвигнутый на священном месте, политом кровью индусов, мусульман и сикхов. Но эти три общины, вместо того чтобы слиться в дружественный союз, на виду у всех до сих пор враждуют друг с другом, а нация не знает, как использовать фонд, собранный на памятник.

Конгресс мог использовать и другую мою склонность к составлению различного рода проектов. Лидеры Конгресса нашли, что я обладаю способностью в сжатой форме излагать свои мысли. Я добился этого в результате длительной практики. Существовавший тогда устав Конгресса был наследством, оставшимся после Гокхале. Он набросал несколько правил, которые послужили основой для работы Конгресса. Интересные подробности о составлении этих правил я слышал из уст самого Гокхале. Но теперь все чувствовали, что эти правила уже не соответствуют расширявшейся деятельности Конгресса. Этот вопрос вставал из года в год. В то время Конгресс фактически не имел никакого аппарата, который функционировал бы в промежутки между сессиями и мог бы рассматривать вопросы, возникающие в течение года. Существовавшие правила предусматривали трех секретарей, но фактически работал один, да и то непостоянно. Каким образом мог он в одиночку ведать всеми делами Конгресса, думать о будущем и выполнять в текущем году обязательства, взятые на себя Конгрессом в прошлом? В этом году все понимали, что вопрос об уставе станет еще более насущным. Кроме того, Конгресс сам по себе был слишком громоздким органом для разрешения общественных вопросов. Не существовало никаких ограничений ни для общего числа делегатов Конгресса, ни для числа делегатов от каждой провинции. Все ощущали настоятельную необходимость положить конец возникшему хаосу. Я взял на себя миссию набросать устав Конгресса при одном условии. Я видел, что наибольшим влиянием среди населения пользуются двое – Локаманья и Дешбандху, и потому потребовал, чтобы они в качестве представителей народа вошли в комиссию по выработке нового устава Конгресса. Но поскольку было ясно, что у них обоих не будет возможности для личного участия в работе, я предложил, чтобы они вместо себя делегировали двух уполномоченных, пользующихся их абсолютным доверием. Таким образом, комиссия должна была состоять из трех человек. Локаманья и Дешбандху приняли мое предложение и делегировали адвоката Келкара и И. Б. Сена. Комиссия ни разу не собиралась на заседание; но мы имели возможность совещаться письменно и представили один общий доклад. Я до известной степени горжусь этим уставом Конгресса и считаю, что, если бы мы смогли точно следовать ему, уже это обеспечило бы нам сварадж. Я считаю, что, взяв на себя ответственность за выработку устава, по-настоящему связал себя с политической деятельностью Конгресса.

XXXIX. Рождение кхади

Не припомню, чтобы мне случалось видеть ручной ткацкий станок или самопрялку до 1908 г., когда в «Хинд сварадж» я указал на них как на радикальное средство против растущей пауперизации Индии. В этой книге я доказывал: все, что поможет Индии избавиться от гнетущей нищеты масс, является и средством, способствующим установлению свараджа. Даже в 1915 г., вернувшись из Южной Африки, по-настоящему я не видел самопрялки. Основав «Сатьяграха ашрам» в Сабармати, мы приобрели несколько ручных ткацких станков. Но среди нас были люди свободных профессий или коммерсанты, ремесленников же не было. Нужно было найти специалиста, который научил бы нас ткацкому делу. В конце концов такого человека удалось найти в Паланпуре, но он не посвятил нас во все тайны своего ремесла. К счастью, Маганлал Ганди, обладавший природной способностью разбираться во всякого рода механизмах, быстро овладел ткацким делом, а вслед за ним еще несколько человек в ашраме также научились ткацкому ремеслу.

Мы поставили себе целью одеваться исключительно в ткани, сделанные собственными руками. Поэтому мы прежде всего перестали пользоваться фабричными тканями. Все члены ашрама решили носить одежду из тканей ручного производства, причем выделанных из индийской пряжи. Соблюдение этого правила дало нам возможность непосредственно познакомиться с условиями жизни ткачей, узнать, сколько продукции они в состоянии произвести, с какими затруднениями сталкиваются при получении пряжи, вследствие чего становятся жертвами обмана, и, наконец, об их растущей задолженности. Мы не могли с первых же шагов вырабатывать необходимое для нас количество ткани. Следовательно, часть тканей мы должны были получать от ткачей-кустарей. Но не так-то легко получить у торговцев