Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

с туберкулезом костей в критическом состоянии. Эффект сказался почти немедленно. Развитие болезни явно остановилось, из мокроты исчезли бактерии, и больной быстро поправился. В дальнейшем появился ряд лекарств для лечения туберкулеза костей, и Киган стал одним из выигравших.

Он вернулся в школу (Уимблдонский колледж на юго-западе Лондона). Дом Киганов был полон смеха, веселья и газет. Семья процветала и была неимоверно талантливой: обе сестры Кигана окончили Оксфорд с хорошими оценками. Киганы регулярно ходили в театр, на выставки и в Национальную галерею. “Хотя у нас было мало денег, – вспоминала Мэри, сестра Кигана, – мы считали себя необыкновенными, избранными. Мы думали, нам очень повезло”[958]. Однако “Джон вернулся к нам таким худым и без мышцы ноги”. Брат Фрэнсис, на восемь лет младше, был прирожденным спортсменом, но семья в присутствии инвалида не афишировала его спортивные достижения.

Несмотря на пропущенную школу, Киган получил государственную стипендию для обучения в оксфордском колледже Баллиоль (известном как “лучший колледж в мире”; как считается, университетская система обучения впервые появилась там), и он предпочел специализироваться на военной истории. Однокашники увековечили “усохшего мальчика-мужчину”[959], исключительно начитанного и с большим чувством юмора, в традиционно сочиняемой в честь новичков “баллиольской строфе”:

  Я Киган. Мой людской подвид —

  Хромой, смешливый иезуит[960].

  Ложусь с зарей, встаю на чай.

  (Таков наш кодекс, так и знай.)[961]

“Это было самое блистательное поколение”, – сказал Киган интервьюеру в 1998 году. Многие его однокашники были старше обычных студентов, прошли войну и как будто “были заколдованы. Они говорили о знакомых офицерах с восхищением, и это тронуло меня… Друзья, которых я завел в Оксфорде, заставили меня понять, что я кое‐что пропустил”. Рецидив туберкулеза костей вынудил Кигана пропустить несколько месяцев учебы, и для окончания обучения ему пришлось провести в университете еще год.

В 1952 году Киган, считавший себя “слегка непригодным”, явился на медосмотр для прохождения воинской службы. “Врачи, увидя мои ортопедические шрамы, рассмеялись”[962] и комиссовали Кигана. Удар был велик. В Первую мировую войну его отец три года служил артиллеристом на Западном фронте и пострадал при газовой атаке, но пережитое сказалось на нем, и “он лучше думал о себе потому, что был солдатом”. Джон Киган знал, что никогда не сможет быть солдатом, и напоминал пацифиста из романа “Посредник” (1953) Л. П. Хартли. Садовник говорит ему, что счастливейшим периодом его жизни стали 1914–1918 годы, “когда мы все вместе сидели в грязи” во Фландрии, на передовой: “Поводов для смеха у него, как я считал, было не так много – и все‐таки он смеялся. За его веселостью стояла больница и поле битвы. Я чувствовал в нем огромную силу, способную выдержать любые удары судьбы”[963].

Киган подал заявку на грант, недавно выделенный американским филантропом, выпускником Баллиоля, и летом 1957 года приехал в США для изучения полей сражений Гражданской войны. Киган обосновался в нью-йоркской квартире (с видом на Юнион-сквер) своего приятеля. Он нашел страну “переживающей бум, богатой и наслаждающейся мировым могуществом”, полюбил ландшафт Америки и (в основном) ее культуру: кино Джона Форда (любимый фильм – “Искатели”) и других режиссеров, живопись Эдварда Хоппера и литературу, в том числе Уитмена и Чандлера.

Вернувшись в Великобританию, Киган два года проработал политическим аналитиком в посольстве США в Лондоне. Королевская военная академия в Сандхерсте расширяла учебный цикл, и для Кигана это явилось большой удачей. Он стал преподавателем, переехал в домик из пропитанного креозотом дерева глубоко в лесу близ учебного полигона – и провел в академии следующую четверть века. В 1960 году двадцатишестилетний Киган женился на Сюзане Эверетт, дочери Томаса Эверетта – видного сомерсетского врача – и немки Ингеборг Фохт. Родилось четверо детей – два мальчика и две девочки (как и у родителей самого Кигана).

В 1959–1969 годах исторический факультет возглавлял бригадир Питер Янг – обаятельный человек, бывший спецназовец и автор нескольких популярных книг по военному делу. Янг убедил Кигана помочь. Так родилось желание писать. Морис Кин (большой друг с университетских времен, женатый на сестре Кигана Мэри) познакомил его с ленивым беспутным ирландцем Энтони Шилом. Мать Шила была наследницей состояния из Канады, отец – родом из‐под Дублина, востребованным тренером по верховой езде. Военные годы Энтони провел в Канаде, а в 1945 году попал в Амплфорт (бенедиктинскую аскетическую школу-интернат – уединенное место на йоркширских болотах), откуда отправился в Оксфорд, хотя большую часть времени пропадал на ближайших ипподромах. После университета Шил посвятил себя игре и к концу жизни знал о скачках абсолютно все. Впрочем, в 1962 году он оставил ипподром ради другой любви, книг, и открыл литературное агентство. Кигана свели с Кином, и тот стал убеждать Кигана писать книги самостоятельно. Вышло три книги: “Ваффен-СС. Черные солдаты” (1970), “«Барбаросса». Вторжение в Россию, 1941” (1971) и “Начало партии. Август 1914‐го” (1971). В 1976 году наступил перелом.

Кембриджский историк Дж. Г. Плам на страницах New York Times назвал “Лик битвы” Кигана “блестящим достижением”, а во втором своем отзыве, в New York Review of Books, – книгой “совершенно оригинальной”. С точки зрения почтенного ученого Ч. П. Сноу, “Лик битвы” стал “самым блистательным в наше время изложением военного опыта”. В восторг пришли даже историки. “Вне всякого сомнения, это одна из полудюжины лучших книг о военном деле, изданных на английском языке после Второй мировой войны”, – написал Майкл Говард (почетный член совета колледжа Олл-Соулз, будущий королевский профессор современной истории Оксфорда, профессор Ловеттовской кафедры в Йеле, основатель кафедры военных исследований в лондонском Королевском колледже).

Что же впечатлило аудиторию? Оригинальность работы Кигана заключалась в том, что он сосредоточился на практической механике войны и изучил бытующие мифы о людях в бою. Предпослав тексту длинное предисловие о природе войны, Киган проанализировал три сражения с участием англичан – в 1415, 1815 и 1916 годах – и описал их с точки зрения людей на “максимально опасном участке”. Так он выразил то, что испытали воины, попавшие под тучу стрел у Азенкура, град пуль при Ватерлоо, стальной дождь на Сомме. “Никто не описывает сражения так, как Киган”[964], – отметил Ниал Фергюсон в Sunday Times.

Попутно Киган истребил несколько священных коров. При Азенкуре стрелы английских лучников не решили исход боя, как прежде считалось. Об их первом залпе Киган писал:

Четырежды над английскими рядами взвилось облако стрел. Оно достигло высоты ста футов [ок. 30 метров], повернуло в воздухе