Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

исторических сведений, то… я собрала их из простых, совершенно безыскусных сочинений и узнала от стариков, которые были воинами в то время, когда мой отец взял в свои руки ромейский скипетр… Попавшие в мои руки сочинения обладают простым, незатейливым слогом, придерживаются истины; написаны они без всяких ухищрений и риторической выспренности. Рассказы стариков по своему языку и смыслу были такими же, как эти сочинения. По ним судила я об истинности своей истории, сравнивая и сопоставляя свое повествование с их рассказами, а их рассказы – с тем, что я нередко слышала от своего отца и от дядей с отцовской и материнской стороны. Из всего этого и выросло древо истины[985].

После Анны Комнины воцарилась тишина. Одной из причин немногочисленности историков-женщин со времен Древнего Рима была недоступность для них изучения латыни – языка литературы[986]. Конечно, всегда находились исключительные женщины, владеющие классическими языками (вспомним Клеопатру, однако она не пробовала свои силы в историографии), но веками систематическое образование на латинском выделяло группу людей, обменивавшихся недоступными чужакам знаниями, из которой исключалось подавляющее большинство женщин из высшего и среднего классов вне зависимости от того, сколь много они читали.

Этот заговор усугубляло и подчеркивало невысокое мнение мужчин о женщинах. Геродот упоминает женщин всего триста семьдесят пять раз, причем рассказывает и о могущественных правительницах вроде Артемисии и Феретимы, и о диковинных персонажах наподобие жрицы из Педас (“Всякий раз, как жителям города или их соседям угрожает в скором времени какая‐нибудь беда, то у тамошней жрицы Афины вырастает длинная борода”[987]) и некоей мендесийки, которая будто бы открыто сошлась с козлом. Кроме Сафо, мы почти не знаем женских голосов античного времени. Один из редких для древности образцов женского описательного текста (expository writing) – сочинение афинской гетеры Гнафены (конец IV века до н. э.), упомянутое в каталоге Александрийской библиотеки: свод правил поведения при посещении борделя.

Телемах в “Одиссее” отсылает мать: “Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства, // Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работе // Были; судить же о луке не женское дело”[988]. Аристотель считал женщин ущербными мужчинами, а Перикл у Фукидида в знаменитой речи в честь павших обращается к будущим вдовам афинских воинов: “Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу”[989]. Святой Климент Александрийский [в “Педагоге”] сетует: “По заказу некоторых [женщин] вырезаются на подошвах эротические сцены, дабы оставляемыми следами отпечатлеть на земле свои беспутные мысли”[990].

Римлянкам жилось не лучше. Ювенал в “Сатирах” (конец I века) негодовал: “Мне прямо противна // Та, что твердит и еще раз жует Палемона «Искусство», // Вечно законы блюдя и приемы правильной речи, // Та, что, древность любя, неизвестный нам стих вспоминает”[991]. Женская половина человечества, однако, не желала мириться с умственным бездействием. На триптихе “Благовещение” (1333) Симоне Мартини и Липпо Мемми (теперь хранится во флорентийской галерее Уффици) мы видим Гавриила, говорящего Марии, что она родит сына Божьего, и Мария выслушивает архангела, держа палец между страниц, чтобы не потерять нужное место. Жизнь есть отражение искусства. Кристину Пизанскую (1364 – около 1430), родившуюся в Венеции и проведшую взрослую жизнь во Франции, называют первой в Европе профессиональной писательницей. К тому времени, когда Кристине исполнилось двадцать пять лет, ее отец и муж умерли (от чумы), и ей, чтобы прокормить троих детей, пришлось взяться за перо. К 1405 году она закончила самые известные свои работы: “Книгу о Граде женском” и “Книгу о трех добродетелях, или Сокровища города женщин”. В первой книге описаны успехи женщин прошлого, а вторая являет собой пособие, как дамам следует вести себя в мужском обществе.

Умные женщины представляли угрозу для мужчин, и веками накапливались рассказы о суетности женщин, их пристрастии ко лжи, недалекости. Согласно трактату “Молот ведьм” (1486), одобренному папой римским, “женщина всегда обманывает, так как она лишь несовершенное животное… Разве женщина что‐либо иное, как враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, естественное искушение, вожделенное несчастье, домашняя опасность, приятная поруха, изъян природы, подмалеванный красивой краской?”[992] Закон Массачусетса XVII века гласил, что с женщинами надлежит обращаться как с ведьмами, если будет доказано, что они побудили мужчин к вступлению в брак посредством ношения высоких каблуков. И так было всегда: примеров ущемления прав и порабощения сколько угодно. В 1580–1640 годах в Лондонской епархии лишь около 10 % женщин могли поставить подпись[993]. В Америке во времена Бенджамина Франклина три из пяти жительниц Новой Англии не умели написать свое имя, а умевшие в действительности не умели писать: умение оставить автограф – это механический навык, а письмо – искусство[994]. По замечанию Джоан Акочелла, “до XVIII века писательницы со смелыми идеями, особенно потенциально угрожавшими общественным устоям, повсеместно считались глупыми или умалишенными”[995]. Одновременно историки-мужчины планомерно вымарывали из истории сотни женщин, их достижения, храбрость, даже их скандальную известность.

София Браге, сестра астронома Тихо Браге, – пример женщины, чьи открытия были присвоены. Другой пример – итальянский врач-гинеколог Тротула Салернская (XI век), при жизни добившаяся и славы, и почета. В следующем веке историк-мужчина решил, что столь выдающийся человек не мог быть женщиной, поставил ее имя в мужской форме и заменил в тексте местоимения. В XX веке Тротуле вернули ее пол, но понизили до повитухи. Учебники изобилуют приписываемыми мужчинам научными открытиями, даже если женщины выступили их соавторами или первыми совершили прорыв. Анна Брэдстрит, поэтесса XVII века из Новой Англии, писала: “Если то, что я делаю, выйдет хорошо, это не получит хода // И скажут: это сделала не ты – или просто повезло” (If what I do prove well, it won’t advance, // They’l say its stoln, или it was by chance).

По словам Шарлотты Гордон, сочинившей предисловие к “Франкенштейну” Мэри Шелли, “знатоки объявили, что женщины уступают мужчинам во всех областях человеческого развития и не могут быть обучены выше некоторого элементарного уровня. Мужчинам доступны здравый смысл и высокая нравственность; женщины считаются глупыми, ветреными, себялюбивыми, легковерными, коварными, не заслуживающими доверия и инфантильными”[996]. В Англии муж не только был вправе бить жену (однако палкой не толще его большого пальца). Мужчин призывали наказывать женщин, которых они считали непослушными. В одном буддийском тексте женщина названа “посланницей ада”.

До XV века женщина едва ли могла рассчитывать на то, что ее биографию напишут раньше, чем через несколько столетий. Предрассудок касательно