Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

и под более крутым углом опустилось на французских конных рыцарей. Эти стрелы, однако, были не в состоянии (учитывая их скорость в точке падения и встречный угол) причинить сильный урон… так как доспехи в начале XV века изготавливались почти целиком из железных пластин [латы], а не из колец [кольчуга].

Оказавшихся в ловушке рыцарей перебили наступавшие лучники. Французы погибли не от стрел. Даже кольчуга не спасала от тяжеловооруженного противника, колющего через щели в доспехе в шею, глаза, подмышки и пах. Погибло почти 6 тысяч (примерно из 15 тысяч) французов.

Рассказ Кигана выделяется не только владением сюжетом и глубокой разработкой темы. Во введении он предупреждает, что сам “не бывал ни в бою, ни около, не слышал бой издалека и не видел его последствий”, но решился описывать то, что на самом деле происходило на поле брани, а не толковать, кто мог победить или проиграть, и не рассчитывать геометрию маневров. Каким именно образом в 1415 году меньшее по численности, обтрепанное английское войско истребляло французов, да так, что остались “груды тел”?[965] Как пехота отразила атаки кавалерии Наполеона? Великие историки задают простые, важные вопросы, на которые они дают простые и ясные ответы. Киган задавал вопросы: почему в бою люди не поступают разумно и просто не бегут? Что поднимает солдата из кишащего крысами окопа на пулеметы? Этот подход оказался революционным. Дж. Г. Плам заключил: “Узнаешь о человеческой натуре столько же, сколько о природе битвы”. Киган считал моральным проритетом научить юных кадет их будущему ремеслу, научить их понимать дикость и беззаконие войны, продемонстрировать ее картины, звуки и запахи.

“Лик битвы” стал бестселлером[966]. В следующие одиннадцать лет Киган издал еще шесть книг, главные – “Шесть армий в Нормандии” (1982) и “Маска командира” (Mask of Command, 1987). В последней (написанной после полугодового пребывания в Принстоне в качестве приглашенного профессора) речь идет о полководческом искусстве, и это доказывает, что Киган понимал не только тех, кем командуют, но и тех, кто командует. “Тот, кто на войне ведет за собой солдат, – писал он, – может явиться сторонникам лишь в маске, которую должен для себя придумать, но маска, воплощенная в воле, делает его в то время и в том месте предводителем, которого солдаты хотят и в котором нуждаются”. Классовая принадлежность командира имеет гораздо меньшее значение, чем характер.

Весной 1985 года я стал директором лондонского издательства Hutchinson и пригласил на обед Энтони Шила. Он удивил меня, сказав, что намерен увести Кигана у его издателя, и поинтересовался, не заинтересует ли это дело меня. С ответом я не помедлил и следующие восемь лет выступал редактором Кигана. Я редко занимался автором с большим удовольствием.

Джон имел твердые убеждения и вспыльчивый характер (он ненавидел ИРА и, несмотря на свои ирландские корни, иногда, кажется, ненавидел всех ирландцев). Шил рассказывал мне, что у “Джона были очень решительные взгляды на людей”. Так и было: однажды он почти подрался с другим членом знаменитого лондонского клуба “Гаррик”. “Я очень легко выхожу из себя. Я сверхкритичен. У меня очень беспокойная натура”[967], – признался Киган интервьюеру в 1987 году. Во многом его пером водил гнев, выливавшийся в нравственное негодование по поводу того, сколь часто войн можно было избежать. Судя по моему опыту, Киган всегда был щедр, скромен, остроумен – и вызывающе обходителен с женщинами. Друг Кигана, встретивший его на литературном мероприятии, много лет спустя рассказал мне: “К 1990‐м его согнуло пополам, и это было очень печальное зрелище, однако он вставал всякий раз, когда к столу, за которым он подписывал книги, приближалась женщина”. Киган всю свою взрослую жизнь испытывал большие неудобства и принимал массу болеутоляющих: годы хромоты доконали его позвоночник[968].

Вскоре после публикации “Лика битвы” Киган попытался получить должность профессора военной истории в Оксфорде, но люди, от которых зависело решение, сочли, что у него мало опыта архивной работы и он не сумеет должным образом руководить аспирантами. Это было странное решение: предшественник, Норман Гиббс, вовсе не интересовался военной историей (крупнейшим вкладом Гиббса в историографию явился капитальный труд о Редингском аббатстве), а все его предшественники были самоучками. Отказ был воспринят болезненно[969]. Сандхерстского жалованья Кигана не хватало его семье из шести человек, он годами испытывал затруднения и однажды едва избежал разорения. После, в середине 1980‐х годов, его друг Макс Гастингс признался, что ему предложили редакторскую должность в Daily Telegraph – престижной консервативной газете, славящейся зарубежными репортажами. “Могу я стать вашим военным корреспондентом?” – спросил Киган. “Конечно”, – последовал ответ, и в 1986 году пятидесятиоднолетний историк начал, по его словам, “вторую карьеру”.

Впервые Киган попал в зону военных действий зимой 1983 года, приняв предложение Atlantic (редактор оказался его поклонником) посетить столицу Ливана: ему пообещали 10 тысяч долларов за 10 тысяч слов – более половины обычного годового заработка. Это была опасная командировка (к тому времени Бейрут превратился в пустыню, пришло “оружейное изобилие”, и по улицам рыскали соперничающие банды). Безопасности Кигана не способствовала и дружба с Патриком Коберном из Financial Times. Коберн, в детстве перенесший полиомиелит, хромал, и этой парочке пришлось ковылять по разоренному городу. Когда новоиспеченный репортер спросил у своего именитого соотечественника, насколько близко перестрелка, Коберн взглянул сквозь очки с толстыми линзами и кратко ответил: “Трудно сказать”. На самом деле вопрос был несложным: несколько раз стреляли настолько близко, что Киган и Коберн оказывались в довольно большой опасности.

Киган, конечно, уцелел и в следующие четырнадцать лет напечатал шесть крупных работ: “The Price of Admiralty”[970], “Вторая мировая война”, “История войны” (названная в New Yorker “шедевром по праву” и ставшая еще одним шагом прочь от денежных затруднений: в одной только Великобритании передача прав принесла автору аванс в 150 тысяч фунтов), “Битва за историю”, “На тропе войны”, “Первая мировая война”. Кроме того, он завершил краткую биографию Черчилля, телесериал (вместе с Ричардом Холмсом, коллегой из Сандхерста) с сопутствующей книгой (“Солдаты Джона Гау”) и участвовал в подготовке еще одной (“Генералы Черчилля”). Киган оставался оригинальным мыслителем и, например, указывал на бессмысленность изучения конфликтов без учета географии: для ведения войны пригодно всего 30 % суши; в остальных местах “для боевых действий было или слишком высоко, или слишком холодно, или слишком безводно”. Киган мастерски излагает подробности. Он отмечал, например, что в начале XIX века французские моряки во время боя не сбрасывали за борт погибших, поскольку “если вдова-католичка вновь хотела выйти замуж, ей требовалось