Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов

за ним стоит огромное знание того, как и когда те же проблемы возникали на Западе. Культурный горизонт знаний автора удивительно обширен, не говоря о богословском и философском самосознании, от которого и отталкивается он как аналитик процессов искусства. И если западные метафизики пытались в своем пространстве где-то на грани фантазии и черной мистики показать загадочность действительности и непредсказуемость явлений, что в конечном итоге вылилось в сюрреализм, то в творчестве русских метафизиков всегда содержатся размышления о вечности, о Божественном присутствии в мире, в их жизни и в их образности. В статье «Перед концом века» автор подробно уже в социально-политическом и также художественных контекстах рассматривает новые тенденции, появившиеся в эти годы на сцене искусства неофициалов. Поколение молодых всеми параметрами своего художества являлось оппонентом деятельности предшествующих. Культивации персонализма, о котором Е. Барабанов говорил в тексте о метафизиках, противопоставлялся дух коллективистской культуры и художественных практик. Анализу данных явлений и тем, историческим и социально-политическим переменам, которые вершились в стране в эти годы, и посвящен его дискурс.

Как мы видим, охват тем и проблем Е. Барабановым крайне обширен. Помимо глубоких развернутых монографических статей о художниках, творчество которых его интересовало, его увлекают проблемы и темы, кругом вопросов неразрывно связанные с развитием и спецификой изменения самого искусства в координатах истории и политических перемен, произошедших в стране, ибо они повлияли на функции институций, с коими искусство непосредственно связано. А это – музеи с их внутренней политикой, это жизнь критиков, теоретиков, историков, обслуживающих издательства, журналы, и всякую продукцию, связанную с искусством, то бишь телевидение и в наши дни Интернет.

В статье «Музейный универсум» автор фундаментально прослеживает историю зарождения этого культурного феномена с конца XVII века и разного рода модификации, произошедшие внутри его жизни в связи с его влиянием на взгляды общества и существование художников, чье бытие и творчество зависят в некотором роде оттого статуса, который им определит музей. Фетишизация образа музея в жизни искусства со временем приняла почти религиозный характер. Его роль стала столь влиятельной, что произведение, помещенное в пространство музея, обретало особую ценность, почти нетленность в сознании общества. Нужно было случиться революции, чтобы авангардные художники увидели в музее не культовое пространство вечных ценностей, а «кладбище искусства». И как ни странно, в XX веке именно авангард, желающий взорвать пространство музея, занял в нем главное место. В этой статье Е. Барабанов приводит целый ряд выразительных высказываний как художников-авангардистов, так и их теоретиков, от Ф. Т. Маринетти, до К. Малевича и В. Кандинского. «Самоархивация авангарда. Генеалогия vs история» – название данной статьи четко отвечает ее содержанию. Статья написана шесть лет спустя после текста «Музейный универсум» и, можно сказать, является выразительной дополнительной репликой к начатому разговору о важнейшем этапе истории русского искусства XX века. А точнее, о тех бунтарских идеях и замыслах по созданию нового типа музея лидеров авангарда. Здесь и К. Малевич, и В. Кандинский, и А. Родченко, и Н. Пунин. Замыслы же их и грандиозны, и наивны. Но этот разноголосый хор объединен только одной идеей: создателем и организатором будущего музея должен стать художник. Все эти высокие и утопические идеи были, как известно, вскоре погребены единым большевистским государственным окриком: «Долой формалистов!». Под этим девизом и стал осуществляться после разгрома проект советского музея. И, как это ни странно, но сегодня музей современного искусства в западном мире превратился из творца, определяющего духовный и эстетический смыслы искусства, в дирижера его высокой коммерциализации. В подобной социологической и культурной ситуации жизнь художника и самого искусства, попадающие в руки коммерции, стали зависеть от рынка. И эта сторона – не духа, а тела художника и искусства – не ускользает от внимания Е. Барабанова. Он в 2002 году пишет статью «Искусство на рынке или – рынок искусства?», где проявляет глубокие знания в сфере как советской, так и западной экономики. И анализируя действия рынка искусства этих вечных оппонентов, он подробно освещает те необходимые основополагающие структуры, без которых нормальная рыночная экономика в сфере искусства функционировать не может. Развернутая сеть галерей и международных ярмарок искусства – это одна из форм, которая может помочь развиваться зарождающемуся в России рынку искусства. Разумеется, и в этом столь важном механизме музейной и рыночной жизни художества важная роль отводится критике. В эти же годы рождается его статья «К критике критики». Именно она, по мысли автора, должна быть инструментом диагностики всех значимых феноменов арт-мира. В ходе анализа генезиса так называемой арт-критики Е. Барабанов вычленяет два ее направления. (Разговор идет о критике искусства в России в соответствии с датированным периодом.) Современная критика, по его размышлениям, является, с одной стороны, наследницей официальной государственной критики, господствующей у нас десятилетиями, а с другой – критики, к ней резко враждебной, зарожденной в стенах андеграунда. Особенности той и другой и их несостоятельность сегодня подробно проанализированы Е. Барабановым. Статья «Единство трех “К”» может рассматриваться как важный и дополнительный комментарий к предыдущим текстам, описывающим феномен арт-рынка и арт-критики, где под буквой «К» автор рассматривает три необходимых качества, которыми сегодня должны располагать коллекционер и ориентированный на искусство зритель. Первое «К» – это «конвенция», второе «К» – «компетенция» и третье «К» – это капитал. Последний необходим для коллекционера.

История XX века и особенно ее вторая половина преобразила не только весь круг институций, так или иначе связанных с искусством, но само искусство, где его виды и роды не стали изолированными, а взаимопроникают друг в друга и, в конечном счете, пытаются изменить исконную природу искусства. Порою именно время накладывало на эту природу отпечаток. И она органически постепенно менялась. Порой бунтари от искусства, так называемый авангард, хотели ее взорвать. И взорванная ими территория, и внесенные ими в ее жизнь изменения постепенно приживались в сфере искусства, обогащая его природу, но не изменяя ее абсолютно. Другая его часть, назовем ее традиционной, продолжала и живет по сей день своей жизнью. И она иногда удивляет своими откровениями. Нечто подобное стало происходить на поле битвы одного из самых древних плацдармов искусства – его живописи. Одно из западных крыльев бунтарей в искусстве решило отменить живопись, появившуюся с самого начала человеческого существования, о котором еще вспоминают. Они провозгласили смерть живописи. Хотя некоторые представители первого русского авангарда на парах своего подъема тоже прибегали к таким лозунгам. Но мы уже знаем их судьбу. Молодое поколение московских бунтарей в 90-е годы подхватило их крик. И многие живописцы той поры жили под угрозой этого крика. Данной альтернативной ситуации в