После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

class="p1">Перед нами появился высокий худощавый русский. Как мне сказали, это был подполковник, комендант лагеря, в который мы все направлялись. Его сопровождали еще двое, один из которых был врачом. Они обошли помещения, в которых нас разместили после того, как мы некоторое время простояли снаружи, наблюдая ужасающую картину. Доктор приказал положить самых больных отдельно от остальных. Утром их осмотрят и отсортируют, и те, кто выразит такое желание, сможет остаться здесь еще на день. Остальные пойдут дальше. Нам сказали, что осталось пройти последний отрезок пути, около 22 километров. В лагере все готово к нашему прибытию. Там будет лучше, и там мы снова сможем начать жить по-человечески.

Я предпочел идти дальше. Цель лежала в пределах видимости, и не было смысла терять ни минуты на пути к ее достижению. Снова пришло время собрать все свои силы и постараться не растерять их слишком рано. Каждый из тех, кто отправился сегодня в путь, держался бодро, но, несмотря ни на что, дорога сегодня казалась бесконечной. Стоило нам подняться на какой-нибудь холм, как впереди уже маячил следующий. Пейзаж в основном не претерпевал изменений, везде все тот же сверкающий снег. Судя по тому, куда медленно переместился солнечный диск, давно уже минул полдень, а мы все так же не видели перед собой ничего похожего на населенный пункт. Какая-то женщина, появившись у дороги, с материнской заботой протянула нам семечки подсолнечника. Семечки получили человек десять или двенадцать, протянувших ей навстречу руки. По ее лицу видно было без всяких слов, как ей нас жаль. Не успела та женщина передать мне семечки, как охрана с громкой руганью прогнала ее. Та женщина навсегда осталась в моей памяти.

Лагерь в монастыре в Елабуге

Впереди доносились крики радости. Наконец-то стала видна Елабуга! Мы дошли! Теперь она видна и нам тоже. И все же до нее нам пришлось пройти еще целых четыре километра, постепенно спускаясь к городу по дороге вниз. Но цель наконец-то близка! Мы смогли дойти до города на своих ногах. Каждый старался определить, где же лагерь, но безуспешно. Может быть, он там, рядом с той церковью? Рядом раскинулись сразу три большие старые церкви в византийском стиле. А может быть, это вон то здание темно-красного кирпича, что похоже на замок? Впереди, на окраине города, можно было разглядеть еще несколько больших белых строений. Ничего, скоро все узнаем. Надеюсь, нам осталось идти не слишком далеко!

Вот некоторые из нас вышли к первым деревянным домикам на окраине города. Дорога здесь шире, чем за городом. Головная часть колонны повернула налево. Через несколько сотен метров мы оказались перед длинной четырехметровой стеной. Перед стеной проходила полоска земли шириной пять метров, огороженная колючей проволокой. По углам стены установлены деревянные сторожевые вышки с охраной на них. Мы брели вдоль стены, пока не оказались перед большими деревянными воротами с ее южной стороны. К этому времени многие уже поняли, что лагерь – бывший женский монастырь, а здания внутри его построены из камня. Я пока еще не увидел всего этого. Стены и ворота скрывали от взгляда то, что творилось внутри.

Наконец нас построили и завели на территорию лагеря. Внутри высились целые горы снега, собранные за зиму лопатами. Я осмотрелся вокруг. Здания действительно каменные. Я насчитал четыре таких здания, расположенные вокруг обширной площади. Что еще было внутри лагеря, я рассмотреть не успел, так как нас завели в одно из зданий сразу за воротами. Нам сообщили, что всех временно разместят здесь до того, как проведут процедуру дезинфекции. Мне было все равно, я хотел только лечь и спать.

Вход в здание очень низкий. Те, кто повыше ростом, не могли попасть внутрь, не согнувшись. Затем следовал темный проход, потом – еще одна дверь, за которой находился длинный темный коридор. Двери справа и слева, которые вели в отдельные комнаты. Коридор заканчивался обширным помещением, которое можно назвать чуть ли не залом. Я пошел дальше за дверь со стеклянными вставками. Здесь явно должны были быть немцы, поскольку надпись, вывешенная за стеклом, на немецком языке гласила: «Ремонт только по вторникам и четвергам!» Интересно, это объявление осталось со времен Первой мировой войны?

Слава богу, нам определили место прямо перед дверью в зал, который уже был полон народа, поэтому нашу группу из 16 человек разместили в небольшой комнате. Все мы улеглись там головой к стене, ногами вместе, как безжизненные туши!

В это время стали проявлять себя наши вши. Пока мы шли на открытом воздухе, на зимнем морозе они почти не подавали признаков жизни, но теперь вновь превратились для нас в невыносимое бедствие, не давая нам отдохнуть, как это уже было в вагоне и в других помещениях. Вскоре мы все сели и начали выискивать на себе проклятых насекомых, их гнид и личинок! Особенно полно гнид было в теплых вещах, и казалось, не было ни одного шва, где не скопились бы эти яйца вшей величиной с булавочную головку. Так давно мечтающие о сне и отдыхе, мы не могли выдержать тех пыток, которыми подвергали нас маленькие насекомые! Все разделись до нижнего белья, и вскоре не было ни одного пленного, который не хлестал бы и не царапал каждый участок своего тела. Нам приходилось чесаться снова и снова, даже если мы этого совершенно не хотели. Одного этого было достаточно, чтобы повергнуть нас в состояние отчаяния. Единственной светлой мыслью было обещание скорой дезинфекции. На самом деле она уже началась. К сожалению, «баня», как называли ее русские, здесь была очень мала, а процедура обеззараживания занимала 45 минут. Ничего, в свое время придет и наша очередь! Только бы поскорее! Конечно, мы вряд ли пройдем процедуру сегодня, поскольку начали с тех, кто собрался в «зале», и должно пройти много времени, прежде чем все его обитатели пройдут «обслуживание».

Казалось, что ночь тянулась бесконечно с ее стонами, руганью, почесыванием и охотой на вшей. Сейчас я чувствовал себя таким же разбитым, как и в прошлые дни, но, и это главное для меня, мне не нужно больше никуда шагать. Сегодня меня избавят от вшей, я смогу побриться и помыться в бане. Когда я начинал разглядывать себя и своих товарищей, мне становилось противно. Мы все были покрыты слоем грязи и настолько заросли, что едва узнавали друг друга. У нас не было возможности побриться примерно две или три недели.

День медленно продолжался, и все больше и больше пленных