Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Контекст подтверждал вину вождя, хотя твердых доказательств не было. Это ставило под сомнение объективность Шатуновской, но Хрущев встал на ее сторону. Вслед за Хрущевым некоторые историки до сих пор настаивают, что именно Сталин приказал агентам НКВД организовать убийство[758]. Другие, наоборот, это опровергают. Стивен Коткин, когда-то мой профессор в Принстонском университете и автор трехтомной биографии Сталина, отрицает, что Николаев действовал по заказу вождя. У него были личные мотивы, так как у его жены был якобы роман с главным ленинградским коммунистом, что, кстати, тоже не доказано. По заданию Хрущева разные комиссии пытались связать убийство со Сталиным, утверждает Коткин, поскольку такая версия вписывалась в процесс десталинизации[759].

В мае Президиум назначил новое расследование дела Кирова. В сентябре отчет был готов, но его центральной темой стали показательные процессы 1937 года над Бухариным и Рыковым[760]. В 1956-м до протоколов тех допросов руки не дошли, но теперь можно было заняться и этими разоблачениями. В январе 1962 года Шверник возглавил комиссию по расследованию показательных процессов, а в феврале следующего Президиум получил подготовленный им увесистый доклад в 200 страниц. Он показал, что за липовыми процессами стояло утверждение Сталина 1933 года — с ростом силы Советского государства растет и сопротивление загнивающих классов. Шверник предложил Президиуму реабилитировать Бухарина. Его поддержал Шелепин. Суслов и Козлов возражали, и вопрос отложили на неопределенный срок[761].

Дома тогда много обсуждали десталинизацию, особенно когда собирались вместе за семейным столом. Прабабушка не соглашалась с мнением Шатуновской о роли Сталина в убийстве Кирова. «Она слишком субъективна», — сомневалась Нина Петровна. Они были знакомы еще с 1930-х годов, и именно прабабушка часто соединяла ее с мужем, если Шатуновская не могла пробиться к нему через вертушку в Кремле. Она передавала о звонке Шатуновской, и Хрущев перезванивал. Он поддерживал аргументы старой большевички, хотя к тому времени сдался под давлением Суслова. В конце концов ей пришлось попросить об отставке, а дело спрятали в архив. Но Хрущев все равно был уверен, что «для оправдания уничтожения тех, кто голосовал против него на XVII съезде в 1934-м, Сталин придумал идею о том, что чем больше побеждает революция, тем яростнее сопротивляются классовые враги».

Комиссия Шверника приготовила несколько томов, но на этом все закончилось. Хрущев говорил: «Мы собрали там все, что смогли. Собрали всех, кто еще остался в живых. Расследовать было трудно сейчас, а потом будет еще труднее. Мы хотим оставить это тем, кто будет читать после нас». Потом он сказал Шатуновской, что лет через 15 эти тома, может быть, напечатают. Он ошибся на десять лет, информация начала появляться только в конце 1980-х во время перестройки.

На XXII съезде Хрущев заговорил не только о Сталине, но и об «антипартийной группе». Ее уже почти забыли, но теперь она понадобилась для атаки на критиков нового видения коммунизма. Первый секретарь даже раскрыл заговорщицкую роль Ворошилова в 1957 году, о чем раньше широкой публике не объявляли. Партия рискует оторваться от масс, не мыслить творчески, гнул он свое, если будет молчать о преступлениях Сталина, а члены «антипартийной группы», «прикованные к прошлому», «несли личную ответственность за многие массовые репрессии».

Нападали на «антипартийную группу» и другие. Главный редактор «Правды» Павел Сатюков сказал, что «теоретической основой для репрессий» стала фраза из выступления Молотова на февральско-мартовском пленуме в 1937 году: «вредители маскируются под коммунистов». Особенно красноречив был Шелепин: он напомнил, что Каганович был участником создания внесудебных троек, заявил, что роль Маленкова в «Ленинградском деле» не подлежит сомнению, и заметил, что мстительность Молотова очевидна с первого взгляда[762].

Решение Хрущева заново накинуться на Сталина объяснялось не только желанием оправдаться — гигантские грехи других преуменьшали его собственные, но и политикой. Новая программа партии заявляла о разрыве со сталинскими догмами, поэтому требовалось более глубокое понимание культа. XXII съезд пошел дальше ХХ, включая обещание установить памятник жертвам сталинизма. Ответственность Сталина за репрессии теперь была не просто негласной данностью, а официальной политикой государства. Культ личности, его последствия и документы, разоблачающие ГУЛАГ, обсуждались на заседаниях съезда, а потом все подробно публиковалось в «Правде».

Дядя Витя Гонтарь после смерти прадедушки иногда приезжал в Жуковку навестить тещу. Первым делом он стучался в дверь к Молотову, чтобы выразить ему свое уважение и в очередной раз посудачить об ошибках Хрущева. В своих дневниках он с удовольствием описывает эти разговоры.

Я была в гостях у прабабушки, когда в ноябре 1980 года он специально приехал за город, чтобы поздравить старого сталинца с 90-летием. Молотов был доволен и разговорился: Н. С. допустил ошибку, рассказал на ХХ и ХХII съездах все секреты. Это самый страшный и ужасный период во всей истории коммунистической партии. Со стороны Хрущева наглость, нахальство. ХХ съезд унизил нашу партию, укоротил нашу победу, поднял настроение капиталистического мира и унизил революционный дух, испугал коммунистов зарубежных стран. Ошибки Сталина не нужно было объявлять. Торжество мировой революции пострадало, а капитализм выиграл.

Через несколько часов Гонтарь вернулся, попросил у прабабушки чаю и начал с увлечением пересказывать слова Молотова. Я не верила своим ушам, а она ушла на кухню и там гремела чашками. Когда наш родственник уехал в Москву, я спросила, почему он ее специально расстраивает. Она довольно спокойно ответила: «Человек театра, он всегда любил знаменитостей. Когда с оттепельщиками разговаривает, в одну сторону кивает; когда с Молотовым — в другую. Любит показывать, какой он независимый».

Линия 1961 года продолжала аргументы июньского пленума 1957 года: такие, как Хрущев, были вовлечены в чистки, но их роль нельзя сравнить с теми, кто с рвением помогал их проводить. Справедливости ради, вряд ли это относилось к Маленкову; он был исполнительным, но не кровожадным. Но единоличной власти, которую теперь олицетворял сам Никита Сергеевич, всегда нужны козлы отпущения. И бывший соратник Георгий Максимилианович, и бывший ментор Лазарь Моисеевич окончательно лишились политического веса. Маленков — к тому времени из Усть-Каменогорска его перевели директором в другой район Казахстана, на Экибастузскую ТЭЦ — был исключен из партии и отправлен на пенсию. Исключены были Молотов и Каганович, но, в отличие от них, Маленков не пытался особенно бороться за свои партийные права после 1964 года. Он не просил ни о повышении пенсии, ни о прикреплении к кремлевской столовой.

В Жуковке прабабушке Нине рассказали, что на пенсии Маленков крестился и даже пел в церковном хоре. Это было в начале