Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Там произошли серьезные беспорядки. Хрущев решил туда послать нас обоих. Я не хотел ехать вдвоем. «Кто-то один должен ехать: или он, или я. Один человек должен решать на месте». — «Нет, вдвоем вы все обсудите, если что — доложите нам в Москву, а мы здесь уже будем решать». Я не привык уклоняться от трудных поручений и потому согласился. А вообще, теперь жалею, что не настоял на своем.

Прибыв в Новочеркасск и выяснив обстановку, я понял, что претензии рабочих были вполне справедливы и недовольство оправдано. Как раз вышло постановление о повышении цен на мясо и масло, а дурак-директор одновременно повысил нормы, на недовольство рабочих реагировал по-хамски, не желая с ними даже разговаривать. Действовал, как будто провокатор какой-то, оттого что не хватало ума и уважения к рабочим. В результате началась забастовка, которая приобрела политический характер. Город оказался в руках бастующих. Козлов стоял за проведение неоправданно жесткой линии. Пока я ходил говорить с забастовщиками и выступал по радио, он названивал в Москву и сеял панику, требуя разрешения на применение оружия, и через Хрущева получил санкцию на это «в случае крайней необходимости». «Крайность» определял, конечно, Козлов.

Несколько человек было убито. Козлов распорядился даже подать два эшелона для массовой ссылки людей в Сибирь. Позорный факт! Прямо в духе Ежова — Берия. Я это решительно отменил, и он не посмел возражать.

Почему Хрущев разрешил применить оружие? Он был крайне напуган тем, что, как сообщил КГБ, забастовщики послали своих людей в соседние промышленные центры. Да еще Козлов сгущал краски… Такая паника и такое преступление для Хрущева не типичны, виновен Козлов, который его так дезинформировал, что добился хотя и условного, но разрешения.

…После XXII съезда Козлов видел главного противника во мне. Как я сказал, к Хрущеву он нашел подход подхалимством.

Микоян А. И. Так было. М., 2014. С. 366.

ДЛЯ СПРАВКИ

В 1992 году Главная военная прокуратура РФ по факту трагедии 30-летней давности, расстрела рабочих в Новочеркасске, завела уголовное дело против Н. С. Хрущева, Ф. Р. Козлова, А. И. Микояна и еще восьми человек. Но его пришлось прекратить — подозреваемых уже не было в живых.

Заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-лейтенант Матвей Шапошников получил приказ от своего начальника, генерал-полковника Иссы Плиева, не пропускать демонстрантов по мосту через реку Тузлов, а после ответа, что солдаты не смогут сдержать многотысячную толпу, — обещание прислать танки. Однако Шапошников, герой войны, не испугался толпы, заявив, что не видит противника, которого необходимо атаковать тяжелой техникой. Впрочем, Плиев, тоже герой войны, на жесткости не настаивал.

Колонна горожан, рабочих и студентов сумела миновать военные блокпосты и дошла до главной площади Ленина. Докладная записка посланцев Кремля позже рисовала такую картину: «…когда толпа подошла к горкому партии, наиболее озверевшие хулиганы и зачинщики начали бросать камни, палки в двери и окна, сломили сопротивление охраны и проникли внутрь здания, выбили окна, испортили мебель, срывали портреты руководителей партии и выбрасывали их из окна, избивали партийных и советских работников и сотрудников КГБ, находившихся в помещении»[786].

Погром в здании горкома накалил обстановку. Некоторые протестующие попытались проникнуть в милицию, чтобы освободить уже арестованных забастовщиков. Солдаты открыли предупредительный огонь в воздух, но, когда рабочие попытались выхватывать у них винтовки, один солдат выстрелил в толпу. Во дворе начали стрелять еще несколько военных. Пять человек погибло, 30 были арестованы. Около полудня на площадь Ленина по приказу министра обороны Малиновского прибыли танки. Офицер призвал толпу разойтись, дав предупредительный залп в воздух. Убежденные, что у войск только холостые патроны — не будет же власть стрелять в своих, — несколько человек пошли в наступление. После еще одного предупредительного выстрела солдаты открыли огонь[787], хотя не очевидно, что эта стрельба стала причиной главной трагедии.

Генерал-майор юстиции Юрий Баграев, который расследовал расстрел в начале 1990-х, считал, что большинство протестующих, должно быть, пострадало от стрелявших с крыши горкома людей КГБ, потому что было бы больше жертв, если бы военные стреляли в упор[788]. По некоторым данным, были убиты 26 человек, 87 получили ранения[789]. Свидетелем этой пальбы оказался 12-летний Саша Лебедь, в будущем генерал Александр Лебедь. По его рассказам, залпы в воздух убили несколько мальчишек, наблюдавших за происходящим из густой листвы каштанов. Друг Лебедя был сражен наповал, его обвисшее тело упало на землю. Став кандидатом в президенты в 1996 году, он вспоминал, как трагедия в Новочеркасске определила его дальнейшую судьбу: будущий генерал вступил в армию, чтобы быть уверенным, что при нем такого не повторится[790].

Рабочая протокольная запись выступления Ф. Р. Козлова, председателя комиссии по расследованию обстоятельств событий в Новочеркасске, с заключением комиссии: «Хорошо прошли акцию»

10 июня 1962

[РГАНИ. Ф. 3. Оп. 12. Д. 947. Л. 21–22]

В СССР протесты были редки, и напуганные стихийным выступлением власти засекретили информацию о происшедшем. Хотя короткий августовский процесс над участниками был открытым: семь человек приговорили к смертной казни за бандитизм и организацию массовой смуты, 82 получили десять лет за участие, 25 — осудили на меньшие сроки за «злостное хулиганство»[791].

При вертикали русской власти, когда «царь» отвечает за все, Хрущев навсегда останется виновным в этой трагедии. Но замечу: когда 10 июня Президиум собрался для обсуждения произошедшего и все согласились с мнением Козлова о необходимости применения силы, первый секретарь посчитал, что его можно было избежать, ведь он еще в 1961 году предупреждал об опасных последствиях недостатка предложения по сравнению со спросом. А по поводу директора завода, сострившего, что, если рабочие не могут позволить себе мясо, пусть едят больше капусты (даже не ливера, как в апокрифе), он возмутился: «Только враг мог сказать такое»[792].

Для Шапошникова сожаления было недостаточно. Считая, что от первого секретаря толку не дождешься, генерал под псевдонимом «Неистовый Виссарион» начал писать письма «инженерам человеческих душ» в Союз писателей на улицу Воровского (теперь Поварская): «Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофер, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофера отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу»[793].

Письма попадали в КГБ, и у Шапошникова были неприятности, причем уже при Брежневе, но для Хрущева Новочеркасск стал настоящим началом конца.

Дома Новочеркасск не упоминали. И мама Юля не осмеливалась спросить, хотя отголоски этих событий достигли кулуаров Агентства печати «Новости»,