Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Твардовский писал: «Это показатель того, что происходит в среде нерабочей (а может быть, и рабочей)… молодежи столиц и университетских городов как реакция на развенчание культа личности»[816]. Он называл это «неомещанской средой с чертами несомненного буржуазного влияния послевоенной формации». Но то, что талантливый, и все же соцреалистический, писатель определял как буржуазное влияние, было просто неотъемлемой частью жизни без страха, возможной теперь жизни для себя.

Эти эмоции ощущающих себя все более свободными людей лучше всех передал Марлен Хуциев в фильме «Застава Ильича» по сценарию молодого Геннадия Шпаликова. Сцена вечера поэзии в зале Политехнического музея, где выступали юные Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский и другие, была специально организована для съемок в августе 1962-го. Она стала художественным документом эпохи, так как зрителями в Политехническом были не только актеры, но и тысячи молодых людей со всей Москвы, пришедшие пробоваться в массовку по объявлению.

Не все еще доведено до конца, и надо идти дальше в освобождении общества от тенет сталинизма, сказал Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС 5 ноября[817]. Но Карибский кризис и другие проблемы уже поменяли расклад сил в кремлевском руководстве. А первый секретарь, стараясь улучшить систему, своими действиями сам угрожал «оттепели».

Несмотря на осень надежд и перемен, заморозки наступили в первый день зимы 1962 года. 1 декабря Никита Сергеевич отправился в Манеж на выставку, посвященную 30-летию Московского союза художников.

Раньше академические мэтры, следующие производственной или народной тематике соцреализма, выставлялись на центральных площадках, а молодые авангардисты, не официально, но уже не подпольно, показывали свои эксперименты в отдаленных домах культуры. В 1957 году на выставку молодежных работ во Дворце культуры завода имени Лихачева в далеком от центра районе станции метро «Автозаводская» государство отреагировало так: «Зритель не видит на выставке картин, скульптур и рисунков с большим идейным содержанием… Многие молодые художники проходят мимо главного в жизни… нередко растрачивают свой талант на изображение всякого рода обывательских и мещанских пустячков… Скульптура Э. Неизвестного „Мужские забавы“ в уродливой форме изображает пронзенные мечами фигуры. Работа выполнена под влиянием абстрактного искусства»[818].

И вдруг студию художников-абстракционистов Элия Белютина в последний момент пригласили показать свои работы вместе с заслуженными мастерами в самом Манеже. Сначала Хрущев туда не собирался, но 20 ноября получил письмо от 40 маститых ваятелей соцреализма. Они патриотически предупреждали, что после Кубы делаются усиленные попытки использовать художественные идеи Запада для «подрыва нашей идеологии изнутри».

Старой гвардии было о чем волноваться. Незадолго до этого в народном училище на Большой Коммунистической (сейчас улица Александра Солженицына) на Таганке прошла выставка начинающих авангардистов студии Белютина. Для участия пригласили Неизвестного и других более популярных молодых членов МОСХ, чтобы привлечь внимание к небольшой студии. Белютин рассказывал мне, что «многие работы были сырыми, но из-за эпатажа идеологии подтянулись дипломаты и западные журналисты». Они покупали картины, а народ на улице глазел на невиданные иностранные машины.

Через несколько дней вся буржуазная пресса пестрела заголовками «Антикоммунистическая выставка на Коммунистической улице», и Владимир Серов, автор многочисленных картин о Ленине, «просто бегом побежал в ЦК жаловаться Ильичеву». Леонид Ильичев, редактор «Правды» при Сталине, а теперь председатель Идеологической комиссии при ЦК, был пуританином от идеологии — он и выглядел немного как Лаврентий Берия, такой же непрощающий взор из-под очков. Он выкорчевывал все, что могло казаться отступлением от марксизма-ленинизма. Из-за авангардистов иностранцы заинтересовались мероприятием в Манеже, и Ильичев посоветовал первому секретарю сходить, убедиться в его идеологической адекватности.

Хрущев был известен взрывным характером. И раздраженные калейдоскопом его преобразовательских идей соратники решили направить недостатки его темперамента в нужное русло. Особенно старались бывшие комсомольцы Шелепин и Семичастный. А первый секретарь будто бы не замечал козней. По словам Мазурова, «Хрущев просто не вникал, кто его окружает, потому что он сам работал за всех»[819]. Заменив Серова Шелепиным на посту КГБ, а потом назначив Семичастного на его место, когда Шелепин возглавил Комитет партконтроля, Никита Сергеевич даже радовался: «Наконец-то у нас начальники органов не из органов, будут проводить гуманитарную политику». Ведь управление Лубянкой — это та же партийная работа, просто с определенной спецификой, и «свежий» партиец лучше служит интересам государства, чем профессионал.

Напрасно радовался — вместе с Ильичевым и Сусловым они решили, что выставка даст отличный повод заставить первого секретаря приостановить неподконтрольные движения к либерализму и «против Хрущева пустить самого же Хрущева»[820]. Накануне похода в Манеж Суслов не преминул напомнить ему об опасностях, исходящих от групп типа Кружка Петефи. Ими якобы кишит область искусства[821]. Екатерину Алексеевну на выставку не позвали, и она уже после ее начала узнала, что практически все правительство находится на культурном мероприятии без министра культуры.

Хорошо знакомая с кремлевскими интригами, Фурцева понимала, зачем все организовано и почему без нее. «Теряя каблуки, я с Куйбышева [теперь Ильинка, Министерство культуры СССР тогда находилось на этой улице в доме 10] помчалась на Манежную площадь, чтобы избежать худшего. Ты же знаешь, как твой папа мог заводиться, особенно если его специально настроить», — рассказывала она маме Юле вскоре после этих событий. Екатерина Алексеевна считала все это «замечательно закрученной интригой» не только против Хрущева, но и против нее. Мама вспоминала ее огромную популярность среди писателей и журналистов, и деятелей культуры. Взгляды у нее не были либеральными, но она понимала, что было хорошо для страны, для ее образа, и, как женщина модная и светская, у Запада старалась учиться, а не огульно все отрицать. Ильичева это особенно бесило.

А. Н. Косыгин, Л. Ф. Ильичев, Е. А. Фурцева, П. А. Сатюков, Н. С. Хрущев, Д. С. Полянский. Выставка «30 лет МОСХа» в Манеже

1 декабря 1962

[Семейный архив автора]

Выставка еще раз подтвердила ультраконсервативные взгляды Никиты Сергеевича. После краткого обзора вполне презентабельных картин на первом этаже его провели на второй, к авангардистам. Екатерина Алексеевна пыталась этому сопротивляться: «Нечего там смотреть!» Но это был хорошо разработанный «маршрут гнева», как окрестил его Белютин. «Никита в шоке рассматривал непонятные, раздражающие индивидуализмом картины и скульптуры… „Ребенок мог бы сделать лучше, — размахивал он руками. — Мазня, лишенная смысла и содержания! Патологические выверты духовно убогих авторов!“»

Один из присутствовавших там художников, Леонид Рабичев, вспоминал: «Хрущев морщит лоб и мучительно пытается понять, кто же перед ним? Ну, если иностранцы, тогда все понятно, но они