Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

негров есть собственная история, заслуживающая гордости. Но эта сложная история тесно переплетена с историей других рас. “Нам следует выделять не негритянскую историю, а негров в истории”, – заявил Вудсон[1071].

Философ и просветитель Ален Лерой Локк так высказался о четвертом издании книги: “[Она] призвана «показать рядовому читателю историю США в сжатом виде так, как ее обусловило присутствие в этой стране негров», и во многом сделала работу движения за популяризацию негритянской истории”. Но такое влияние оказала не сама книга, а вся жизнь и вся работа ее автора.

Сразу после Второй мировой войны в Америке вышло множество написанных и белыми, и чернокожими авторами книг о расовой проблеме. В 1945 году Ричард Райт (1908–1960) опубликовал наполовину автобиографическую книгу “Черный парень” – о тяжелом детстве в Миссисипи (было продано более 500 тысяч экземпляров). В 1947 году чернокожий историк Джон Хоуп Франклин издал авторитетное исследование, в котором проследил (от самой Африки) путь афроамериканцев. В это же время печатались Аллан Невинс и Кеннет Стэмп. В 1950‐х годах К. Вэнн Вудворд сочинил эпохальное “Бремя истории Юга”, а его же “Странную карьеру Джима Кроу” о межрасовых отношениях в США (книга вышла в 1955 году и дважды переиздавалась в обновленном виде) с периода перед Гражданской войной до протестов 1960‐х годов Мартин Лютер Кинг назвал “исторической библией движения за гражданские права”.

По словам принстонского историка Эдди Глода, эти авторы никогда не составляли “однородную массу”. Кое-кто из них был националистом, вторые признавали ценность опыта чернокожих, а третьи оставались либералами и сторонниками реформ. То, как каждый распоряжался фактами, зависело от идеологической позиции: Уильямс далеко отстоял от Франклина, а Гарви – от Дюбуа. Каждый выполнял определенную политическую работу, но вместе они создали большой массив данных, речь шла об оправдании с помощью истории определенной точки зрения и выявлении в историческом опыте связей, прежде не замеченных или недооцененных.

Историки и ученые расходились во взглядах на то, как определить, что такое “раса”, “национальность”, “культура”, “идентичность”. Негритянское самосознание некоторым образом связано с географией, пусть и спорным образом, что привело к горячим спорам о таких понятиях, как African American, African, Black, Negro и Disparic (“неравный”). Леопольд Седар Сенгор, теоретик культуры из Сенегала, и карибские интеллектуалы вроде Дерека Уолкотта и Эме Сезера из движения негритюда уделяли основное внимание французской колониальной эксплуатации в 1930–1950‐х годах. По словам Сезера, негритюд явился прямым отказом от “цивилизационизма” (убежденности в существовании единой для человечества шкале достижений) и “прямым признанием права быть чернокожим, признанием этого факта и нашей, чернокожих, судьбы, нашей истории и культуры”.

С другой стороны, термин “афроамериканец” (African American) – его можно проследить до 1835 года (сходный термин Afro-American, в 1960‐х годах недолго пользовавшийся популярностью, упоминается в 1831 году в Оксфордском словаре английского языка) – получил известность в 1980‐х в рамках движения, возглавляемого баптистским пастором Джесси Джексоном (род. 1941), за то, чтобы называть чернокожих названием, указывающим на связь двух континентов.

За продолжение истории таких связей Джексону следует поблагодарить своего предшественника Джоэла Огастаса Роджерса, книги которого об африканской диаспоре стали мостом, связавшим чернокожих в Северной и Южной Америке с их африканскими предками. Роджерс (он занимался самообразованием и публиковался за собственный счет, поскольку ни одно крупное издательство не согласилось бы его печатать) вел исследования на шести языках и в шестидесяти странах и написал более десяти книг о роли чернокожих в мировой истории. Роджерс – один из одиннадцати отпрысков родителей разных рас – в 1906 году покинул родную Ямайку, обосновался в Нью-Йорке и сыграл заметную роль в Гарлемском ренессансе. В своей первой книге “От «сверхчеловека» к человеку” (1917) Роджерс обрушился на представления о неполноценности африканцев, для чего избрал форму диалога образованного чернокожего проводника пульмановского вагона со спесивым, но податливым пассажиром – сенатором от Оклахомы. В романе проводник постепенно убеждает сенатора в том, что у чернокожих достойное прошлое.

Роджерс был ведущим выразителем той позиции, что представления о преимуществе какой‐либо одной расы над другой не подкреплены научными данными. В популярных книгах наподобие “Сто удивительных фактов о неграх”, “Пол и раса”, “Великие «цветные» деятели мира” он рассказывал о выдающихся чернокожих и их достижениях. Некоторые из великих, объяснял “блестящий насмешник”[1072] Роджерс читателям (в том числе Эзоп, Клеопатра, Ганнибал) были не белыми, как обычно считается, а чернокожими.

В книге “Природа не знает «цветного барьера»” Роджерс развернул свою аргументацию шире и объявил, что связанный с цветом кожи предрассудок порожден борьбой двух различных в физиологическом отношении групп и со временем превратился в лицемерное оправдание доминирования, порабощения и войн. Общества, по Роджерсу, порождают мифы и пестуют предубеждения ради защиты собственных интересов за счет остальных групп, и представляется парадоксальным (учитывая мнение о неполноценности чернокожих африканцев) то, что древнеегипетская цивилизация просуществовала дольше любой известной человеку – около 10 тысяч лет – и достигла расцвета еще прежде, чем в Европе возникли крупные поселения. Судя по “отрубям истории” (выражение Роджерса) – неизученным разрозненным событиям, – на формирование западной цивилизации повлияли многие древние африканские цивилизации. Так что Америка задолжала чернокожим и уважение, и равенство[1073].

Роджерс умер в 1966 году, накануне революции в афроамериканских исследованиях. При жизни его книгами интересовались в основном чернокожие. Я узнал о нем из статьи (2013) Джона Генрика Кларка – третьего из тройки чернокожих историков, столько сделавших для изучения нарратива черной диаспоры[1074]. Кларк, однако, в отличие от Роджерса (пусть оба они начинали как аутсайдеры) работал в официальной системе образования.

Джон Генри Кларк родился в 1915 году и был младшим сыном алабамских издольщика и прачки (до 2000 года почти все крупные чернокожие историки происходили из бедных семей). Когда мальчику было четыре, семья переехала в Коламбус, штат Джорджия. “Я рос, много бегал, много дрался”, – объяснил Кларк в 1995 году[1075]. Он вспоминал, как в пятом классе учительница по имени Эвелин Тейлор удержала его от участия в обычной возне на игровой площадке, привела в свой класс и сообщила, что в том, как он уединяется для чтения, есть нечто особенное. “Прекрати валять дурака”, – сказала она. (Именно этим он, желая одобрения и приязни, нередко бывал занят.) “Нет ничего зазорного в том, чтобы оказаться правым тогда, когда все остальные считают тебя неправым. Лучше отправиться в ад, чем пойти за толпой глупцов в рай”[1076]. Может быть, как часто бывает с рассказами о детстве, это воспоминание приукрашено, но суть в том, что Кларка считали необычным.

Окончив среднюю школу,