Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

серьезной потере лица[5], поэтому основными ответными мерами, на которые готово пойти большинство людей, являются уход в гневе и разрыв отношений. Опытный специалист по агрессивной игре лица (во времена Гоффмана таких людей называли «язвами»[6]) может сыграть на ощущаемой у своих собеседников эмоциональной переломной точке, подталкивая их к вспышке, которая уничтожает их репутацию.

В контекстах, где господствует учтивый ритуальный порядок по Гоффману, выражение гнева в целом отстоит довольно далеко от реальных поединков, а иногда выступает и их противоположностью. В рамках административной политики внешне дружелюбные и обходительные манеры поведения являются de rigueur [обязательным атрибутом, фр.] в любых ситуациях, прежде всего в конфликтных. Стандартная тактика юристов и участников дебатов заключается в том, чтобы попытаться разгневать оппонента, а затем использовать сам факт гнева как доказательство того, что аргументы противника эмоциональны, а не рациональны, и не стоят того, чтобы к ним прислушиваться. Люди, попавшиеся на этот прием, как правило, еще больше злятся, потому что их убежденность в чем-то, во что они твердо верят, берется и превращается в оружие, направленное против них самих. Уловка юриста заключается в том, чтобы вызвать срыв в ситуационной самопрезентации человека в качестве грамотного участника взаимодействия и использовать это для того, чтобы отвлечь внимание от сути излагаемой позиции. Разумеется, такие мероприятия с правовой тематикой или проходящие в каких-то других организациях представляют собой сверхучтивые, находящиеся на переднем крае сцены ситуации, в которых вся очередность высказываний строго контролируется формальным протоколом, а если насилие происходит, то оно оказывается скандальным разрывом регламента, который требует сурового наказания и означает, что позиция стороны, которая прибегла к насилию, так или иначе фактически окажется проигранной. Это ограничение на применение насилия является крайней, но в остальном типичной особенностью взаимодействия в той части общества, которая притязает на «приличный» или учтивый статус.

Базовый уровень социального взаимодействия подразумевает, что его участники приспосабливаются друг к другу. Исследователи в области конверсационного анализа, которые занимаются детальным изучением разговоров, записанных в естественной обстановке, приходят к выводу, что их участники отдают предпочтение согласию друг с другом [Heritage 1984; Boden 1990], а для публики, очевидно, легче выражать приятие, чем неодобрение [Clayman 1993]. Как же в таком случае происходят обычные пререкания? Рассмотрим четыре их вида, расположив их в примерном порядке возрастания интенсивности.

1. Сетования (griping) представляют собой разновидность разговоров в негативной тональности, которые ведутся о третьих лицах, не присутствующих в момент беседы. Эта практика включает высказывание недовольства в чей-то адрес, «страшилки» о других людях или сардонические комментарии по поводу их действий. В этом случае вербальная агрессия не обязательно и не в большинстве случаев приводит к конфликту, не говоря уже о насилии.

Сетования могут выступать некой формой развлечения, когда беседа заполняется какими-то темами для обсуждения, представляющими определенный драматический интерес. Это можно наблюдать в последовательности тем для разговоров во время публичных мероприятий представителей среднего класса наподобие званых ужинов. Обычно в начале разговора присутствующие обходительно и добродушно проявляют интерес к другим участникам мероприятия – тем самым задается его тональность как праздничного события. Затем на первый план, как правило, выходят разговоры о шопинге, в которые иногда вторгается осознание того, что в данной теме отсутствуют люди, поэтому они перемежаются такими общими предметами для беседы всех участников, как еда, рестораны, путешествия и развлечения. Далее в последовательности тем обычно идет политика (если присутствующие относятся к одной и той же части политического спектра) – разговоры о ней преимущественно принимают форму стереотипных сетований на глупость и возмутительное поведение политиков из противоположного лагеря. Политические разговоры обычно замедляют ход вечера, поскольку ими легко заполнять время, ведь они основаны на разделяемых всеми эмоциях и не требуют особых размышлений: их участники с удовлетворением повторяют хорошо им известные обидные формулировки в адрес политических оппонентов, применяя их к подробностям последних новостей. Сетования политического характера представляют собой легкий способ поддержания разговорного ритуала, в особенности когда участники сборища в действительности недолюбливают друг друга либо у них не так уж много уместных для праздничного случая или просто забавных ресурсов для беседы, которыми можно было бы поделиться. (Можно проверить такую гипотезу: чем приятнее вечеринка, тем меньше времени люди тратят на разговоры о политике или прочие разновидности сетований.) Подобные сетования, предметом которых становятся темы общего характера, не порождают серьезной личной солидарности, поскольку они остаются на переднем плане сцены и не подразумевают тесных связей между людьми, которые участвуют в таких разговорах. Напротив, сплетни, в особенности злонамеренные, могут быть чрезвычайно занимательными, поскольку тот, кто их распускает, может предстать в качестве лица, причастного к некой «внутренней кухне», и острослова, а слушатели могут оказаться в роли привилегированной аудитории. Особенно часто так происходит, когда сплетни распускаются внутри и вокруг какой-либо элитной группы наподобие высшего общества или литературных кругов [Капоте 2019; Arthur 2002: 159–185].

Сетования на отсутствующих лиц, связанные с личными целями участников разговора, – на чьего-то начальника или чьих-то коллег, чью-то работу, чьих-то знакомых и друзей, – неявно находятся в глубине сцены. Тот факт, что подобные сетования не предназначены для ушей тех, кто является их фигурантом, подразумевает ощущение близости между участниками разговора. Так выглядит один из вариантов принципа, согласно которому конфликт с посторонними порождает солидарность во всей группе. Следовательно, для повышения локальной солидарности с нашей позицией мы можем педалировать конфликты или даже фабриковать их; такие действия могут выступать одним из ситуационно возникающих мотивов для создания злонамеренных сплетен. В данном случае конфликт вновь выступает не столько мотивационной силой, существующей изначально, сколько некой социальной конструкцией.

2. Нытье. Этим понятием обозначаются жалобы, адресованные собеседнику в рамках непосредственного взаимодействия. Такие жалобы едва заметны; предполагается, что они будут оставаться в рамках, не угрожающих взаимодействию. В то же время они запросто переходят в хронические конфликты слабой интенсивности – острые конфликты в таких случаях встречаются реже. Нытью присуща эмоциональная тональность несильной, скулящей боли, оно представляет собой выражение – а по сути, инсценировку – слабости. От нытика не исходит угроза эскалации к гневу или насильственной атаке – он оставляет все это на усмотрение собеседника, и действительно, нытье, как правило, провоцирует ту или иную атаку, поскольку, как мы уже убеждались выше, нападение на слабого является наиболее распространенным механизмом насильственных столкновений. Нытье имеет повторяющийся характер, а следовательно, оно опустошает и раздражает того, к кому оно обращено, и этот момент выступает одним из объяснений того, почему последний в итоге может перейти к контратаке.

Подобные ответные атаки обычно не отличаются жесткостью, и это способствует сохранению цикла, поддерживающего продолжение