Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

Если в последних примерах магического воздействия, как и во многих других, расстояние не играет никакой роли, а значит, телепатия принимается как нечто само собой разумеющееся, то для нас не составит труда понять эту особенность магии.

Не подлежит сомнению, чтó действует во всех этих примерах. Это сходство между совершённым действием и ожидаемым событием. Фрэзер называет поэтому такого рода магию имитационной или гомеопатической. Если мне хочется дождя, то нужно только сделать что-то похожее на дождь или напоминающее о нем. В последующей фазе культурного развития вместо этого магического заколдовывания дождя будут устраивать крестные шествия к Божьему храму, где пребывающего там святого молят о ниспослании дождя. В конце концов отказываются и от этой религиозной техники и взамен стараются вызвать дождь с помощью каких-либо воздействий на атмосферу.

В другой группе магических действий принцип сходства уже не принимается во внимание, вместо него применяется другой, который легко понять на основании следующих примеров.

Чтобы навредить врагу, можно воспользоваться и другим способом. Нужно завладеть его волосами, ногтями, отходами или даже частью одежды и с этими вещами проделать что-то враждебное. В таких случаях происходит то же, как если бы завладели самим человеком, и все, что проделали с принадлежащими ему вещами, должно произойти с ним самим. К существенной составной части личности, согласно воззрениям первобытных народов, относится ее имя. Стало быть, если становилось известным имя лица или духа, то приобреталась некоторая власть над его обладателем. Отсюда странные предписания и ограничения в употреблении имен, которые приводились в статье о табу[327]. В этих примерах сходство явно заменяется надежностью.

Каннибализм первобытных народов находит свою более тонкую мотивацию сходным образом. Переваривая части тела некоего человека, поедая их, присваивают себе и его свойства. Из этого позднее возникают предосторожности и ограничения в диете при специфических обстоятельствах. Женщина во время беременности станет уклоняться от потребления мяса определенных животных, потому что иначе к растущему в ней ребенку могут перейти их нежелательные свойства, например трусость. Для магического действия совершенно безразлично, если взаимосвязь уже прервана или вообще состояла только в однократном важном контакте. Так, например, можно проследить на неизменной тысячелетия вере в магические узы, соединяющие рану с оружием, которым она была нанесена. Если меланезиец овладел луком, которым был ранен, то будет заботливо хранить его в прохладном месте, чтобы таким путем воспрепятствовать воспалению раны. Но если лук остался во владении врагов, то его непременно повесят как можно ближе к огню, чтобы рана, как и следует, воспалилась и горела. Плиний в своей «Естественной истории», ХХVIII, советует тому, кто раскаивается, что ранил другого, плюнуть на руку, виновную в нанесении раны; в этом случае боль раненого тотчас утихнет. А Фрэнсис Бэкон в своей «Естественной истории» упоминает об общераспространенной вере, что, смазывая оружие, нанесшее рану, излечивают саму рану. Английские крестьяне еще и сегодня действуют по этому рецепту и, порезавшись серпом, тщательно сохраняют этот инструмент с той поры в чистоте, чтобы рана не загноилась. В июне 1902 года, как сообщал местный английский еженедельник, женщина по имени Матильда Генри в Норвиче случайно напоролась пяткой на железный гвоздь. Не дав осмотреть рану и даже снять чулок, она велела дочери хорошо смазать гвоздь маслом в надежде, что тогда с ней ничего не случится. Несколько дней спустя она умерла от столбняка из-за такой замысловатой антисептики.

Примеры последней группы поясняют то, что Фрэзер называет инфекционной магией, в отличие от имитационной. Предполагается, что в этом случае воздействует уже не сходство, а связь в пространстве, соприкосновение, по крайней мере воображаемое соприкосновение, воспоминание о его существовании. Но так как сходство и соприкосновение являются двумя существенными принципами ассоциативных процессов, то все безумие магических предписаний действительно объясняется властью ассоциации идей. Отсюда ясно, насколько верна процитированная ранее характеристика магии Тайлором: «Mistaking an ideal connexion for a real one»[328], или, как почти аналогично выразился Фрэзер: «Men mistook the order of their ideas for the order of nature, and hence imagined that the control which they have, or seem to have, over their thoughts, permitted them to exercise a corresponding control over things»[329].

В таком случае сначала кажется странным, что это убедительное объяснение магии некоторые авторы[330] могли отвергать как неудовлетворительное. Но, тщательно обдумав, приходится признать правоту возражения, что ассоциативная теория магии объясняет только пути, которыми она движется, а не ее подлинную суть, то есть не ошибку, из-за которой она ставит психические законы на место естественных. Здесь явно требуется динамический фактор, но тогда как поиски такового вводят в заблуждение критиков учения Фрэзера, оказывается, нетрудно дать удовлетворительное объяснение магии, если только развить и углубить ее ассоциативную теорию.

Рассмотрим сперва более простой и более важный случай имитационной магии. Согласно Фрэзеру, можно пользоваться ею одной, тогда как инфекционная магия, как правило, предполагает и имитационную[331]. Мотивы, заставляющие прибегать к магии, легко удается осмыслить – это желания человека. Нам нужно всего лишь предположить, что первобытный человек обладает громадным доверием к могуществу своих желаний. В сущности, все, что он создает магическим путем, должно произойти только потому, что ему этого хочется. Таким образом, вначале акцент падает только на его желание.

Относительно ребенка, находящегося в аналогичных психических условиях, но еще не способного к моторным действиям, мы в другом месте высказали предположение, что он прежде всего удовлетворяет свои желания галлюцинаторно, воссоздавая ситуацию удовлетворения с помощью центробежных возбуждений своих органов чувств[332]. Для взрослого первобытного человека открыт другой путь. К его желанию присоединяется моторный импульс, воля, а она, способная позднее преобразить облик земли в целях удовлетворения желаний, используется теперь для такого исполнения удовлетворения, чтобы его можно было пережить как бы с помощью моторной галлюцинации. Такое изображение удовлетворенного желания вполне сопоставимо с игрой детей, которая заменяет у них чисто сенсорную технику удовлетворения. Если игра и имитационное изображение достаточны для ребенка и первобытного человека, то это является не признаком скромности в нашем смысле слова или смирения в результате осознания своего реального бессилия, а вполне понятным следствием переоценки своего желания, зависящей от него воли и избранных ими путей. Со временем психический акцент сдвигается с мотивов магических действий на их средства, на сами действия. Вероятно, правильнее сказать, что лишь эти средства делают ему очевидным переоценку собственных психических действий. Теперь складывается впечатление, будто ничто, кроме магического действия, в силу своего сходства с желаемым,