Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

эмоциональной динамики в конкретной ситуации – не эмоций отдельных людей, а эмоционального паттерна взаимодействия, в которое они вовлечены. Ссоры или бахвальство являются способами установить доминирование в пространстве внимания непосредственной ситуации. Эти вербальные действия обостряются до такой степени, что вызывают сопротивление; каждой из сторон приходится тратить больше энергии на оспаривание неожиданных высказываний другой и привлечение внимания собравшихся к своему самоутверждению. Именно на стадии бахвальства все это переходит в открытую угрозу применения силы, требующую от другого отступить. Стадия «делом займись или заткнись» (put-up-or-shut-up) достигается одним микродвижением: если вызов принят, начинается схватка[22]. Нанесение первого удара представляет собой еще одну эскалацию масштаба энергии, уже направленную на то, чтобы доминировать в этой ситуации. Если же бахвальство продолжается и после первого шага, это уже молчаливый признак того, что участники не очень-то хотят драться, позволяя себе тактику продолжения бахвальства до тех пор, пока не надоест, чтобы позволить конфликту стихнуть.

Содержание оскорблений не имеет большого значения по сравнению с этой ситуационной динамикой. Наивные непосвященные, знакомясь с описаниями драк, которые начинаются с упоминания чьей-то матери в оскорбительном контексте, могут расценить это как свидетельство святости матери в культуре чернокожих низов. Однако существует множество случаев, когда оскорбительное упоминание чьей-либо матери не воспринимается как основание для эскалации, поскольку ситуация для этого не подходит (выше на с. 661 приведен соответствующий пример из работы Андерсона [Anderson 1999: 84]). В зависимости от обстоятельств любое вербальное выражение может быть воспринято как провокация к насилию, либо как юмор, либо как банальное высказывание, на которое не стоит обращать внимания[23].

На уровне микродеталей существует сходство между эскалацией ссор и бахвальством. В жарких ссорах нарушается ритм очередности высказываний, их участники пытаются перекричать друг друга, в результате чего происходит соревнование в том, кто громче; однако содержание высказываний становится повторяющимся, и если интенсивность происходящего удается стабилизировать, то скучный характер сказанного в дальнейшем приводит к эмоциональной деэскалации и уходу от столкновения. Оскорбления также могут стать повторяющимися и скучными, а следовательно, вести к деэскалации, однако это зависит от наличия или отсутствия обостряющих факторов паралингвистического характера. Таким образом, можно ожидать, что состязания в оскорблениях остаются замкнутыми на уровне ритуального равенства, пока в них соблюдается правило очередности: каждый дает другому очередь выступить с собственным оскорблением, но если оба пытаются оскорблять одновременно с наложением реплик, фактически пытаясь перекричать друг друга и выйти из пространства вербального взаимодействия, то схватка приобретает насильственный характер.

Подтверждением некоторых из этих процессов могут служить детально описанные ссоры между литераторами [Arthur 2002]. По большей части они происходят в прессе, когда литераторы порочат произведения друг друга, а иногда и переходят на личности; порой же такие ситуации время от времени возникают в плотных сетях личных контактов писателей и их почитателей. Чаще всего такие ссоры возникают между авторами, претендующими на одну и ту же нишу в литературном мире: как сказал по этому поводу Трумен Капоте Гору Видалу в 1945 году, когда они оба рвались к славе на нью-йоркской литературной сцене, здесь есть место только для одного enfant terrible [плохого парня, фр.] [Arthur 2002: 160]. Особенно ожесточенные ссоры разгораются в ситуациях, когда один из писателей в свое время выступал в качестве протеже другого, перенимая стиль уже состоявшегося наставника и внедряясь в ядро литературного истеблишмента под его покровительством, – но затем протеже вырастает в самостоятельную фигуру, обретает собственную репутацию и затмевает наставника. В таких случаях профессиональная ревность, связанная с эксплуатацией одной и той же стилистической ниши, усугубляется ощущением предательства, с одной стороны, и потребностью превратиться в самостоятельную литературную фигуру, с другой. Разрывы в столь конкурентных сферах неизбежны, проявляясь на микроуровне в ссорах – как при встрече лицом к лицу, так и (более вероятный случай) в печатной сфере, поскольку литературные репутации пребывают именно там.

В большинстве своем такие ссоры не идут дальше просто слов, но время от времени перерастают в насилие. Этот процесс можно наблюдать на примере ссоры между Теодором Драйзером и Синклером Льюисом, которая достигла кульминации в 1931 году. В 1910‑х годах Льюис был чем-то вроде протеже Драйзера, более старшего автора. В 1900 году Драйзер написал первый великий натуралистический роман американской литературы «Сестра Керри», который не был допущен к публикации морализаторской цензурой, и впоследствии зарабатывал на жизнь редактированием женских журналов – именно в этой сфере начинал публиковаться Льюис, там они и познакомились. Репутация Драйзера среди интеллектуальной элиты постепенно росла, а молодые писатели наподобие Льюиса брали его произведения за образец для разоблачительного изображения повседневной американской жизни в духе натурализма. В 1920‑х годах Льюис опубликовал серию романов-бестселлеров: в «Главной улице» (1920) подробно изображалась жизнь маленького американского города, а название романа «Бэббит» (1922) стало нарицательным для обозначения поверхностного бустеризма[24]. Несколько позже Драйзер выпустил свое долгожданное большое произведение – «Американскую трагедию» (1925), однако этот роман пользовался успехом только у интеллектуалов, но не у широкой аудитории. Теперь уже Льюис мог оказывать протекцию своему былому покровителю, предлагая Драйзеру рекламировать его книгу и оказывая ему помощь в европейском турне. Драйзер воспринимал все это как должное и пытался соблазнять жену Льюиса (она работала зарубежным корреспондентом одной газеты), а также совершил бесцеремонный плагиат ее текстов для собственной книги о поездках по Советскому Союзу. В преддверии присуждения Нобелевской премии по литературе 1930 года ожидалось, что ее получит американец – главным кандидатом, на которого ставили интеллектуалы, был Драйзер, но победил Льюис. На публике Льюис продолжал отдавать Драйзеру дань уважения как своему величайшему предшественнику, но их личные отношения накалялись. Конфликт вырвался наружу в 1931 году на одном банкете нью-йоркских интеллектуалов. Драйзер, как полагается примадонне, явился не вовремя, а остальные, пока он опаздывал, как следует напились. А когда начались речи, Льюис коротко сообщил остальным, что не желает выступать в присутствии человека, который воровал тексты его жены, а также за глаза говорил другим участникам мероприятия, что Драйзер не заслуживает Нобелевской премии.

После ужина Драйзер отозвал Льюиса в отдельную комнату, отругал его за эти высказывания и потребовал, чтобы тот «повторил их или взял свои слова обратно» [Arthur 2002: 68–69]. Когда Льюис повторил сказанное, Драйзер отвесил ему пощечину: «После этого я спросил его, не хочет ли он повторить это снова. Он повторил. Тогда я снова шлепнул его и сказал: „Не хочешь ли повторить это еще раз?“» В этот момент в комнату вошел еще один человек, услышавший, как Льюис сказал: «Теодор, вы лжец и вор». Этот человек схватил Льюиса и предложил