Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

визите функционеров на Ленинские горы чествования не закончились, вечером был организован большой прием в Георгиевском зале, накрыты огромные столы, и за самым центральным сидели вся семья и несколько десятков «самых близких». Виктория Брежнева уже тогда выглядела важной и заносчивой (прабабушка говорила с сочувствием о своей лучшей подруге того времени: «Это от неуверенности в себе. Леонид Ильич ее никогда не ценил по достоинству»[860]). Руководитель войск Варшавского договора Андрей Гречко казался совсем не воинственным в своей форме. Благодушно выглядел и министр обороны Родион Малиновский. Оба они, вероятно посвященные в заговор, сидели поближе к товарищу Брежневой. Несмотря на официальный характер кремлевского собрания, на фотографиях не чувствуется напряжения и недовольства. Все кажутся доброжелательными. Мама Юля смеется с Лоттой Ульбрихт и Ольгой Иващенко, Раду обнимает Йованка Тито… Но цветистые тосты и хвалебные речи в честь «дорогого юбиляра» скрывали истинные намерения многих там присутствующих.

Прием в Георгиевском зале Кремля в честь 70-летия Н. С. Хрущева. Слева В. П. Брежнева, В. Н. Челомей, А. А. Гречко. С другой стороны стола К. Сенина, Ю. Л. Хрущева, О. И. Иващенко, Ю. Н. Хрущева, Г. Сатюкова, В. П. Гонтарь, Н. Челомей, О. А. Трояновский, Р. Я. Малиновский в конце стола

17 апреля 1964

[Семейный архив автора]

Усвоив уроки 1957 года, когда первый секретарь сумел обойти Президиум, апеллируя к ЦК, Брежнев и его сторонники заручались поддержкой большинства[861]. Они «обрабатывали» других членов Центрального комитета, а те затем отвечали за «правильный» подход к Хрущеву подчиненных на местах[862]. Лето для такого плана было идеальным. Представители высших слоев номенклатуры отправлялись в ежегодные отпуска в санатории Крыма и Кавказа и там в спокойной обстановке проводили беседы с секретарями обкомов, работниками совнархозов и т. д. Опасаясь неожиданного понижения, практически все члены Центрального комитета состояли в заговоре.

Планирование такого рода, естественно, проводилось с участием органов. Глава КГБ Владимир Семичастный был сразу вовлечен в процесс, некоторые даже называют его главным инициатором вместе с Шелепиным[863]. Но они не могли быть главными. У них не было доступа к высшим эшелонам власти — не доросли еще — даже если они вовсю поддерживали и организовывали процесс. Сам Семичастный свою инициативу активно отрицал, якобы вообще шокированный жестокостью намерений брежневской оппозиции.

По его рассказу, Леонид Ильич проверял возможность физического устранения первого: «Яд, например, или пуля?» Или арестовать? Семичастный был категорически против: «Мы не заговорщики, и надо решать этот вопрос законным путем». По мнению историка Юрия Аксютина, есть сомнения «в том, что если подобный разговор и имел место, то именно осторожный и трусоватый Брежнев, а не Семичастный решился бы заговорить о таком — убийстве Хрущева. Да и нравы к тому времени радикально изменились»[864]. Никто из членов Президиума не поддержал бы такой чудовищной акции.

Теперь бы не поддержал, а за пять лет до этого после поездки в Америку и в Китай, по рассказам охранника Сальникова, Хрущева все же пытались отравить, но обошлось[865]. Обошлось и в этот раз. 3 июля Леонид Ильич снова навестил Шелестa на Украине; опять давил аргументами, что Хрущев всех оскорбляет и все решает сам. Тогда же в крымской Мухалатке отдыхал Подгорный, другой главный заговорщик, и они обрабатывали Шелеста поочередно и вдвоем.

Вербовали и других, и не только в Крыму. По словам одного из свидетелей, Геннадия Воронова: «Нити вели в Завидово, где Брежнев обычно охотился. Сам Брежнев в списке членов ЦК ставил против каждой фамилии плюсы (кто готов поддержать его в борьбе против Хрущева) и минусы. Каждого индивидуально обрабатывали»[866].

15 августа Воронова пригласили пострелять. А после охоты Брежнев повез его в Москву на своей «Чайке». В машине сидел Андропов, и они оба начали его рекрутировать. Воронову показалось, что секретарь ЦК и будущий начальник КГБ не был просто пешкой в этой игре. Юрий Владимирович «вынимал из папки и показывал Брежневу какие-то бумаги. Тот с удовлетворением говорил: „Никуда он теперь от нас не денется“. Что это были за бумаги? Компромат?.. Воронов излишнего любопытства не проявлял. Брежнев же перелистывал телефонный справочник членов ЦК, делал в нем какие-то пометы, менял вроде бы минусы на плюсы, подсчитывал и бормотал: „Будет! Баланс будет беспроигрышный!“»[867]

Все же подготовка тормозилась. Не только из-за нерешительности Брежнева — он все время волновался, что «Никита нас всех убьет»[868], — но и из-за украинской поддержки, особенно от Иващенко. Эта была не очень привлекательная, но очень боевая женщина, по характеру похожая на героинь Нонны Мордюковой. Дело начало набирать обороты только после 26 сентября, когда Хрущев заявил на расширенном заседании Президиума, что уже утвердил тезисы ноябрьского пленума, а окончательные решения по конституции и кадрам примет во время отпуска[869]. «Вот соберем пленум, — пообещал первый секретарь, — там поставим каждого на свое место, укажем, как кому и где надо работать». Брежнев заволновался, что ему первому «укажут место»[870].

Было сделано несколько попыток предупредить Хрущева о надвигающейся опасности. По меньшей мере пять дошли до адресата, но он решил им не верить, не обращать внимание, пустить все на самотек.

Некоторые предупреждения были заблокированы КГБ, одно перехвачено старшим помощником Хрущева Григорием Шуйским, присоединившимся к заговору. Они вместе проработали 22 года; в его лояльности никому не пришло в голову усомниться. Многолетний начальник охраны Никифор Литовченко пытался предупредить своего босса, но тот его моментально оборвал. Другой личный помощник Хрущева, Лебедев — благодетель «Ивана Денисовича» и поклонник Неизвестного, — считался сторонником жесткой линии, связанной с Сусловым. Абсолютным доверием он не пользовался, и к его намекам не прислушались. Шатуновская уверяла, что именно Лебедев вытеснил ее из всех комиссий по реабилитации[871]. Но не зря наблюдательный Солженицын назвал его «просто от неба приставленным к беспутному Хрущеву ангелом чеховского типа»[872]. Лебедев остался верным до конца и потом даже встречался с Радой, узнавал, как его бывший начальник переживает конец своей профессиональной партийной жизни.

Рада получила несколько предупреждений, но она им не поверила, вскользь передала мужу[873]. К Аджубею самому поступила весточка из Грузии о возможном государственном перевороте. «Грузины вообще Хрущева не любят», — отмахнулся Алексей Иванович. Он, как и его тесть, уже потерял связь с реальностью. К тому же он дружил с Семичастным и Шелепиным; они ходили друг к другу в гости — «Алеша», «Володя», «Шурик» — а главное, он помогал продвигать их,