Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Вот оно как бывает!

Это говорит сторож сельпо. Голос у него неопрятный, с ленивой усмешечкой. Он встает, разминаясь. Скребет пальцем бороду, в которой запутался зеленый табачный мусор. Затем протискивается сквозь толпу – и мимоходом хлопает по узкой Филиной спине:

– То грешат, то потом каются… Действительно… Как это ты говоришь? Подлое сословие! Вот уж точно. Вот уж – да!

Но Филя неожиданно отворачивается.

– Уйди, – слабо просит он, – уйди! – Он ведь тоже слышал дорожный этот разговор, и, пожалуй, отчетливее всех прочих. – Я разве – про нее?.. Я совсем о другом… И не трожь меня, не касайся!

Болезненный и слепой, он тонко чувствовал музыку; бережно, осторожно поднимает он с пола баян. Кряхтя, набрасывает на плечо ремень футляра.

– Тебе, Филя, подсобить, может, помочь? – торопливо предлагает Кешка. Но тот молчит. И так и уходит, не сказав более ни слова.

И только отойдя, в стороне, внезапно и звонко трогает лады баяна.

И тогда, подбоченясь, подступает к сторожу грузная, грудастая, пожилая женщина.

– Ах ты, идол, – гремит она, – да как ты можешь?! – Она надвигается на мужика – загораживает ему дорогу. Гневно трясет щеками. – Кто не грешит? Все грешат! И не в том дело… Ить это – жизнь… Сердце, идол, сердце надо иметь!

И долго и далеко – над субботним солнечным городком – звучит баян, исполненный тихой грусти, раздумья и удивления.

Глава 4 СПИРТНОЙ СОЛИТЕР

Приятель мой Пашка женился – и ушел из бригады. Перебрался на жительство в село.

Он веселый был, Пашка, озорной и слегка приблатненный – как все одесситы. И хорошо, душевно играл на гитаре. И знал множество старых босяцких песен. Теперь гитары не стало… И в бригаде жалели, что он ушел. И немного завидовали ему. Все ведь мы были тут – бобыли, бродяги, перекати-поле. И жили неуютно, и тосковали по семейному теплу. Однако тоска эта была тайная, ее никто не выказывал! Наоборот, все наперебой бравировали свободой, холостяцкой своей независимостью… И Костя Протасов (бывший сельский бандит, а теперь – такой же, как я, ссыльный) сказал, посмеиваясь:

– Повезло, конечно, дураку. Поперло. Присосался к наваристой бабе… Но только это ненадолго! Он потом поймет, что такое свобода. Он еще вернется, сбежит, – вот попомните мои слова!

Предсказание это, в общем, сбылось; впоследствии Пашка и впрямь вернулся. Но по причинам совсем иным. И речь о них впереди… А пока что, соскучившись, я решил навестить приятеля и посмотреть: каково оно в натуре – семейное счастье?

Пашка вошел «примаком» – на правах зятя – в крепкую, зажиточную кержацкую семью. Усадьба здесь была большая, дом окружал густой черемуховый сад. В этом саду он и встретил меня, и сразу повел показывать хозяйство.

– Вот здесь у нас свинарник, – объяснял он, – а тут, видишь, куры.

Внезапно и резко – носком сапога – он поддел пробегающую курицу. Та заметалась, вопя и роняя перья. Возник птичий переполох. Пашка ухмыльнулся и двинулся дальше – к коровнику. Мимоходом подобрал валяющийся в траве топор. И несколько раз – непонятно зачем – с силою грохнул обухом в стенку сарая… Я сказал, удивясь:

– Эй, ты что делаешь?

– Создаю мужской шум, – мигнул он в ответ.

– Что-что? Какой шум?

– Мужской… Не понимаешь?

– Нет.

– Ну, чудак, – усмехнулся Пашка, – что же тут неясного? Я просто демонстрирую, что вот – в доме есть хозяин, мужик…

– Да зачем тебе это вообще понадобилось?

– Я, видишь ли, заниматься начал, – сказал он, закуривая, – решил в абаканский лесной техникум поступить. Достал программу, накупил учебников. Сижу теперь и читаю… А им смешно! Им непонятно!

Он с надрывом сказал это. Он был явно обижен, и вид имел хмурый, и цедил слова углом поджатого рта.

– Я же все-таки десятилетку кончил – и с отличием! И хотел еще дома, в Одессе, продолжать – но не вышло. Случилась драка… Грозил суд… Пришлось бежать из города… А теперь что ж. Теперь мне сам Бог велел. Одна только помеха: старики! Все эти мои книжечки-тетрадочки для них – как Федя выражается – зола… Им нужно, чтоб в доме работник был, чтоб шумел здесь, возился, коровник чинил. Теща как-то раз сказала: «Это что же, мол, такое, пустили в избу мужика, а он вовсе мышей не ловит… Его, мол, даже и не слышно!» Ну вот, я подумал: пусть слушают… Хотят шума – будет им шум!

И он еще раз с остервенением ударил обухом о дощатую стену сарая. Затем отбросил топор и сказал, поигрывая бровью:

– Ладно. На сегодня хватит. Пойдем-ка выпьем, что ли…

– А выпить-то хоть дают? – поинтересовался я. – Таежники, я знаю, народ воздержанный, строгий.

– Ничего, у меня секрет есть, – сказал Пашка, – действует наверняка… Всё дадут – вот увидишь!

Он ввел меня в дом и представил жене – круглощекой, пышной, с тугими пшеничными косами. Она любила Пашку, это было заметно… И когда он вдруг скорчился, пригнулся, схватясь обеими руками за живот, спросила участливо:

– Что, миленький, – опять?

– Опять, – пробормотал он. – Сосет…

– Сильно сосет?

– Сильно… Зашевелился, гад. Требует!

– Так я сейчас сбегаю, принесу…

– Тащи сюда всю бутыль, – сказал, кряхтя и морщась, Пашка.

– Но… зачем? Тебе обычно одной кружки хватает.

– Так ведь я не один! У меня гость – сама видишь… Что же я буду – пить, а он смотреть? Не-ет, это не годится! Мы хоть и в тайге живем, но все-таки люди светские, культурные…

Когда она вышла, я спросил:

– Что это у тебя, браток, – язва?

И Пашка пояснил, ухмыляясь и косясь на дверь:

– Спиртной солитер! Сидит в кишках – и требует водки… А что я могу поделать? Такая болезнь! Я, может, и сам не рад…

– Да, конечно, – проговорил я, сразу посерьезнев, – положение аховое… А скажи-ка, – ему только водка нужна?

– Вообще-то он на все согласен. Потребляет и чистый спирт… И от самогонки тоже не отказывается… Но, конечно, предпочитает всему нашу родную, двойной очистки, столичную водочку.

– С закуской, разумеется?

– Само собой. Что он, дурак, что ли? Для него лучший медицинский вариант – хорошая стопка с малосольным огурчиком.

– А как, например, насчет паюсной икорки? – сказал я. – Это ведь тоже – вариант медицинский… И оч-чень неплохой!

– Можно, – прищурился Пашка. – О чем речь! Но вообще-то он на этом не настаивает. Он ведь, в сущности, кто? Скромный, простой, незатейливый паразит…

Отшумела и минула осень. Над селом, над окрестной тайгой заклубились метели. И в один из зимних вечеров голубых – в тихий час снегопада – Пашка