Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

Вернувшись в Лондон, Блэр приступил к изучению беднейших районов столицы и одевался как бродяга (но не очень‐то похоже). Пережитое он описал в “Ночлежке” – своем первом опубликованном по‐английски эссе, а также в первой книге “Фунты лиха в Париже и Лондоне” (1933). В 1928 году Блэр уехал в Париж, поселился в рабочем квартале и начал сочинять романы, хотя больший успех стяжал как журналист. В последующие недели в левой газете Le Progrès Civique появилось три материала – соответственно о безработице, об одном дне из жизни бездомного и о лондонских попрошайках. Нищета станет навязчивой идеей Блэра – главной темой всех его работ[1228] до “Памяти Каталонии” о Гражданской войне в Испании.

В декабре 1929 года, проведя в Париже почти два года, Блэр вернулся в Англию. Он отправился прямиком к родителям, и следующие пять лет их дом в прибрежном городке в Суффолке служил ему базой. Блэр подрабатывал сочинением рецензий и частными уроками. “Вот он, якобы «писатель», и он не мог даже «писать!»” – сетовал он в автобиографическом романе “Да здравствует фикус!”. Он не выглядел как лихой репортер: один знакомый прозвал его “Лорел” за сходство с комиком Стэном Лорелом. И вообще Блэра считали смешным. (“Он постоянно ронял что‐нибудь со стола и спотыкался о вещи”, – рассказывал друг Блэра[1229].) Стивен Спендер полагал, что он обладает настоящей развлекательной ценностью “как… фильмы Чарли Чаплина”[1230]. Несломленный, Блэр совмещал репетиторство с вылазками в Лондон, где изучал изнанку жизни столицы – и однажды добился ареста, чтобы описать Рождество в тюрьме (после двух дней за решеткой его безжалостно освободили). Биограф Дэвид Тейлор отмечает: “Почти все были согласны, что Оруэлл (Блэр) с его приступами рассеянности создавал вокруг себя некоторую атмосферу «нереальности»”[1231].

К 1932 году Блэр закончил “Дневник посудомойщика”: так первоначально назывались “Фунты лиха”. Т. С. Элиот в издательстве Faber and Faber не принял рукопись (“Мы не были убеждены, что это верная позиция для критики политического положения в настоящее время”), а Виктор Голланц (немецкий эмигрант, открывший в 1927 году издательство) предложил Блэру аванс в 40 фунтов (чуть больше 6 тысяч в нынешних ценах, то есть не так уж мало). Блэр решил не печататься под собственным именем, чтобы не ставить семью в неловкое положение. Он предложил варианты псевдонима: П. С. Бертон (так он называл себя во время вылазок на дно), Кеннет Майлз, Джордж Оруэлл и Г. Льюис Оллвейз (все – чистая выдумка), а окончательный выбор предоставил Голланцу. В итоге остановились на псевдониме “Джордж Оруэлл”: Блэр счел его “добропорядочным английским именем”[1232]. “Фунты лиха” вышли в 1933 году и имели некоторый успех. Блэр был разочарован, когда следом Голланц, опасавшийся исков о клевете, отверг его “Бирманские дни”. Хотя издательство Harper все‐таки взялось напечатать эту книгу в США, автор решил всерьез заняться беллетристикой.

Всего Оруэлл опубликовал шесть романов, в том числе “Скотный двор” (1945)[1233] и “1984” (1949; аванс за британское издание составил 300 фунтов), а также две публицистические книги. Голланц посоветовал Оруэллу изучить, какова была жизнь на беднеющем севере Англии. В результате вышла книга “Дорога на Уиган-Пирс” (1937) – классический очерк о жизни трудящихся в промышленных Ланкашире и Йоркшире[1234]. Февраль 1936 года Оруэлл провел в грязной квартирке над мясной лавкой в Уигане, посещая окрестные дома и собирая подробные сведения об условиях их жизни и жалованье. Кроме того, он отважился спуститься в угольную шахту и изучал отчеты о состоянии здравоохранения и доклады об условиях труда. В Ливерпуле, Южном Йоркшире и Барнсли Оруэлл посетил всевозможные митинги – от коммунистических до собраний фашистов Освальда Мосли. (Так Оруэлл обратил на себя внимание Особой службы, и за ним установили слежку.) Голланц написал предисловие.

Наконец, во время творческого подъема, создав документальную прозу, беллетристику и эссе общим объемом около 2 миллионов слов, Оруэлл написал “Памяти Каталонии” (1938), рассказ от первого лица о шести месяцах боев на стороне республиканцев в Испании, непосредственный взгляд на коммунизм в действии. (Голланц, попутчик коммунистов, отказался печатать эту книгу.) “Я приехал сражаться с фашизмом”, – сказал он соотечественнику в начале 1937 года. Оруэлла, имевшего за плечами кадетский корпус (в Итоне) и полицейскую службу (в Бирме), сделали капралом, но вскоре его разочаровало извращение коммунистической прессой фактов. После Барселоны Оруэлл вместо вступления в Интербригады, как он рассчитывал, решил вернуться на Арагонский фронт. Хью Томас, автор авторитетной истории того конфликта, счел книгу Оруэлла рассказом скорее о войне как таковой, чем о войне в Испании, но этот упрек несправедлив, и сам Томас признал, что почерпнул из “Памяти Каталонии” (несмотря на все ее недостатки) больше, чем из всех ученых трудов на эту тему.

“Ни один человек, который был в Барселоне в ту пору, равно как и в последующие месяцы, не забудет той жуткой атмосферы, порожденной страхом, подозрительностью, ненавистью, газетами под гнетом цензуры, переполненными тюрьмами, огромными очередями за продовольствием и рыскающими по улицам отрядами вооруженных людей”[1235], – писал Оруэлл, стремясь скорее передать непосредственные впечатления, нежели сделать анализ конфликта. Опасность была вполне реальной. Снайпер ранил его в горло, он едва не умер, а за связь с ПОУМ (Рабочей партией марксистского единства) власти объявили его в розыск. Полиция обыскала в Барселоне гостиничный номер, в котором Оруэлл жил с первой женой Эйлин, причем она весь обыск спокойно лежала в постели. Полицейские не нашли под матрасом два паспорта. Это позволило Оруэллам сохранить бумаги, нужные для бегства на поезде во Францию, а оттуда в Англию. Они вернулись в Уоллингтон. Там Оруэлл завел коз, петуха (которого назвал Генри Фордом), пуделя по кличке Маркс, а исполнив свои обязанности по хозяйству, садился за изложение испанских впечатлений.

Как правило, Оруэлла – из‐за популярности двух его главных романов и новаторских эссе – историком не считают, однако три публицистические книги этого автора нашли больше читателей, чем любые работы по социальной истории Англии того периода или чьи бы то ни было мемуары о революционной Испании[1236]. Даже первоначальное зерно романа “1984” обнаруживается в гражданской войне в Испании[1237]. Вначале Оруэлл воображал, что у советских коммунистов “та же цель” – борьба с фашизмом. Вместо этого он “стал свидетелем того, как коммунистические медиа переписывают историю”. Этот опыт убедил Оруэлла, что тирания всегда противостоит “объективной истине”.

В годы Второй мировой войны Оруэлл регулярно выступал