Хроники блокадного города - Хабиб Ахмад-заде

краях, о своих чувствах и о том, что не думал поведать о своей сокровенной тайне кому-то, кроме Бога. Я лежал, слушал его, улыбался и кивал головой в знак согласия, а он радовался тому, что нашел наконец свой «камень терпения»[19], и продолжал говорить, какая прекрасная жизнь будет ждать Нахид, если она согласится стать его женой. Улыбаясь, я соглашался с ним, и каждый раз, когда он опять говорил о том, что семья Мотазеди может отказать ему, я начинал приводить массу доводов против этого. Тогда он радовался и продолжать говорить, а я до глубокой ночи под взрывами снарядов улыбался и продолжал во всем с ним соглашаться. В последний вечер Мустафа объявил мне, что на ближайшей побывке он сразу же пойдет свататься. Он был настолько воодушевлен этой идеей, что даже не хотел дождаться окончания своей обещанной службы.

На следующее утро разведка сообщила о начале операции. Нам предстояло осуществить локальное нападение на позиции противника и захватить нескольких иракцев, расположенных между нами и линией исфаханцев. Что, если Мустафа вызовется добровольцем? Как же тогда быть со сватовством к Нахид? Я приложил столько труда, чтобы у нее был хороший муж, такой же, как я, но ведь я вовсе не был ей нужен. Я бы мог стать ей мужем всего на несколько дней, а потом эта несчастная осталась бы вдовой. Однако Мустафа сможет долгие годы оставаться рядом с Нахид. Я должен был что-нибудь придумать, пока остальные солдаты не узнали о начале операции. Я в растерянности сел в мотоцикл к одному из разведчиков и отправился на линию исфаханцев. Там я нашел командира Мустафы и сказал ему: «У Мустафы проблемы в семье. Их может решить только он сам. Если можно, не говорите ему о моем приезде и почему он получает увольнительную, а сами отпустите его на неделю или дней десять».

Командир-исфаханец внимательно посмотрел на меня недоверчивым взглядом, а потом кивнул в знак согласия. В тот же день после полудня Мустафа зашел попрощаться. Он расцеловался со всеми, и я проводил его до выхода из окопа. Мы посмотрели друг другу в глаза.

– Обязательно сходи, – сказал я.

– Непременно. Будь уверен.

После этого он сел в кузов грузовика с полевой кухней и медленно скрылся вдали…

Когда началась операция, после нашего нападения иракцы предприняли контратаку. Бой перешел на линию исфаханцев, и спустя два дня их подразделение, получив пополнение, заняло другую позицию. Убитых и раненых было много, но хорошо, что хотя бы Мустафы среди них не было. Теперь Мустафа был в Исфахане и, если он сдержал свое слово, уже пошел свататься. В любом случае, если бы он даже остался на фронте, его присутствие ничего бы не изменило. Не прошло и двух месяцев, как я получил письмо.

Я вскрыл конверт и увидел, как изнутри само вылетело голубое приглашение, похожее на бабочку. Сам конверт был коричневым, таким, в каких отправляли фронтовые письма, а сверху печатными буквами было написано: «Вручается воинам ислама». Я открыл приглашение, и по телу побежали мурашки. Я ждал этого, но все равно был застигнут врасплох. Мелким почерком там были написаны оба имени: Мустафа и Нахид – и фразы, которые обычно пишут в таких случаях. Радостное событие. Я опустился на землю и горько рассмеялся. Потом я посмотрел в ту сторону, где находился наш тыл. Было очень жарко, но у меня по спине побежали мурашки от осознания того, что мой план все-таки удался. Я совсем не ожидал этого, по крайней мере, не так быстро. Однако все сложилось как нельзя лучше, и я тоже внес свою лепту в создание этого союза. Всё удалось уладить за каких-то два месяца. Я посмотрел на дату – шел ровно пятый день со дня свадьбы. Заглянув внутрь конверта, я заметил письмо. Это был почерк Мустафы.

После обычных приветствий там было написано: «.Мы все здесь думаем о тебе. Я рассказал обо всем Нахид. Она не могла в это поверить. И действительно, если бы ты не настаивал, я бы никогда не осмелился идти свататься в такое время. Какие удивительные вечера были в том окопе и сколько всего было сказано. Получается, что человек отправляется на фронт за одним, а получается совершенно другое. Я вполне серьезно. Ты обязательно должен взять увольнительную и приехать к нам на свадьбу. Если ты этого не сделаешь, то я никогда не прощу тебя. Я знаю, что вы не можете взять увольнительную все вместе, но если все-таки у вас получится, то путь остальные ребята тоже…»

Вечером мы вчетвером сидели в землянке вокруг фонаря, и Парвиз читал Коран. Я написал Мустафе ответное письмо, в котором поздравил его со свадьбой. В нем я упомянул и Нахид: «Передавайте привет вашей супруге». Вышло очень сухо и вежливо. Теперь честь этой девушки оберегал сам Мустафа, и я уже не имел права как-либо посягать на нее.

Постепенно я начал забывать всё и всех: Мустафу, Нахид и себя самого. Война во многом помогла этому, да и общение наше прервалось. Быть может, виной тому стало то, что наше подразделение каждый день перемещалось из одного района в другой или я сам менял место своей службы. Хотя скорее всего я просто не хотел знать о продолжении этой истории. Я не интересовался, появился ли у Мустафы с Нахид ребенок и кто он, мальчик или девочка, родили они потом второго или третьего, где живет их семья, как они улыбаются друг другу, как ссорятся и как мирятся. Полное неведение было самым лучшим решением.

Было ли это или нет, лучше всего для меня было забыть обо всем. Однако судьба, желая преподнести мне хороший урок, уготовила одну неожиданную встречу.

Уцелевший после семи атак и контратак, я оказался в парке, где качал на качелях детей своего брата. Я усадил на качели младшего племянника. От моей увольнительной оставалось всего лишь два дня, а брат только что приехал в Исфахан в командировку. Нахид заметила меня первой.

Я качал ребенка, как вдруг увидел ее прямо перед собой. Я совсем не узнал ее. На мгновение я задержал качели.

– Здравствуй.

– Здравствуйте, – ответил я.

На ней была черная чадра и плащ. Только тогда я узнал ее, одетую во все черное. Я даже не позволил себе промолвить обычные в таком случае фразы приветствия и только растерянно извинился.

– Простите. Когда была ваша свадьба, я поздно получил письмо. В любом случае, поздравляю вас.

Она молча смотрела на