Хроники блокадного города - Хабиб Ахмад-заде

Я взглянул на его невинное лицо. Широко открытые глаза смотрели в одну точку. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось сфотографировать лицо вашего сына, что я и сделал. Возможно, я поступил так только потому, что хотел сделать хотя бы одно фото. Положив фотоаппарат в заплечный мешок, я еще отчетливее услышал грохот взрывов и лай бродячих собак, который доносился до нас каждый вечер из-за линии обороны баасовцев накануне боевой операции. Я прекрасно понимал, что станет с трупом вашего сына на следующий день, если ночью сюда проберутся бездомные псы.

Я взглянул в его открытые глаза и сказал ему для очистки совести: «Ты понимаешь? Клянусь Богом, будь у меня лопата, я бы обязательно закопал тебя». Именно так обычно поступают люди, которые сильно извиняются, но не хотят и пальцем пошевелить, чтобы хоть чем-то помочь ближнему.

Потом я пошел своей дорогой, стараясь как можно дальше уйти от взрывов, становившихся слышнее с каждой минутой. Однако не прошел я и ста метров, как рядом с недостроенным окопом заметил большую лопату, которая по самый черенок ушла в землю находившейся рядом насыпи. Я остановился и крепко задумался. Выбора у меня не было, ведь я дал слово, которое теперь не мог взять назад. Я с досадой схватил лопату и вернулся к вашему сыну. Показав ему свою находку, я сказал: «Вот, раздобыл».

Затем я начал копать яму прямо у его ног. Она была настолько близко, что через какое-то время кровь потекла прямиком внутрь. Копая яму, я при каждом взмахе лопаты поглядывал то на вашего сына, то на ручеек крови, опасаясь, что она коснется подошв моих ботинок и запачкает их. В то же время я разговаривал сам с собой и с вашим сыном, но в целях экономии места не стану излагать содержание этих бесед, да и к тому же оно вряд ли покажется вам интересным.

Я уже заканчивал свою работу, как вдруг задумался о том, а правильно ли я определил киблу[20], копая первую за свою недолгую жизнь могилу? Неожиданно раздался оглушительный взрыв, и я сам отлетел внутрь могилы, а ваш сын Саад оказался прямо на мне. Признаюсь, я так испугался, что даже не могу этого описать. Ведь я оказался в районе, где нет наших войск, внутри могилы, да к тому же лицом к лицу с трупом. С большим трудом я отодвинул вашего сына в сторону и вылез на поверхность. Только тогда я понял, что артиллерийский снаряд упал и разорвался как раз за спиной вашего сына, поэтому взрывной волной нас обоих и отбросило в могилу. Присмотревшись, я увидел на его шинели свежие струйки крови, из чего сделал вывод, что в него попало несколько осколков. Так что получилось, что ваш сын защитил меня от взрыва, вернее сказать, спас мне жизнь.

После этого мое отношение к нему изменилось. Я быстро закончил копать могилу и уже собирался положить туда Саада, но тут меня осенила мысль снять с него шинель и накрыть ею его голову, чтобы лицо не соприкасалось с землей. Когда я делал это, то случайно заметил между его зубами четыре пустых гильзы от патронов, но медлить дальше было нельзя. Я замотал его лицо шинелью и нашел в ее внутреннем кармане удостоверение и какое-то письмо. Кроме этого, там ничего не было. Я развязал ему руки и начал засыпать тело землей. В этот момент я осознал, что этот чужой мне человек будет лежать в могиле вдали от своей семьи и никто никогда не прочтет над его изголовьем заупокойную молитву, а я оказался способен лишь на то, чтобы засыпать его землей. Как бы то ни было, я приколотил над его могилой тот самый сломанный дорожный указатель и после этого убежал.

Спустя какое-то время, оказавшись дома на ближайшей побывке, я проявил его фотографию и положил ее в альбом. Время от времени, листая альбом, я вспоминал о нем как о мертвеце, спасшем мою жизнь, в благодарность за что я и совершил его погребение. Несмотря на то, что из удостоверения я узнал, что его звали Саадом, я все равно продолжал называть его просто «иракский солдат».

С той поры прошло много лет, и от всей этой истории осталось лишь воспоминание. Совершенно случайно я познакомился с людьми, которые занимались обменом убитых иракских военных на тела наших героически погибших солдат. Обмен происходил на границе. Я рассказал этим людям историю с Саадом и договорился встретиться с ними сегодня, чтобы показать место его захоронения.

Я понимал, что над могилой уже, наверное, не осталось никакого дорожного указателя, однако ориентиром должно было послужить пересечение двух дорог. Со второй попытки нам все-таки удалось достать из земли труп вашего сына. Возможно, таким вы и увидите его, когда это письмо дойдет до вас. Однако самая важная причина, побудившая меня написать это письмо, кроется совсем в другом. Я хотел поведать вам тайну, которую обнаружил в момент эксгумации вашего сына.

Когда мои товарищи сняли шинель с головы Саада, они многозначительно посмотрели друг на друга и заявили:

– Еще один дезертир!

– В чем дело? – спросил я.

Они рассказали мне, что и раньше находили такие же трупы. Дело в том, что четыре гильзы, которые они нашли между стиснутых зубов черепа Саада, когда сняли с него шинель, свидетельствовали о том, что его казнили за попытку бегства. После исполнения смертного приговора палачи специально положили несчастному в рот эти четыре гильзы от использованных патронов, чтобы преподать урок другим своим солдатам. Когда я описал своим товарищам ту позу, в которой сидел Саад, они объяснили мне, что непосредственно перед казнью ему наверняка еще прострелили оба колена. Беглый осмотр переломанных коленных чашечек Саада открыл мне правду, которая одиннадцать лет скрывалась под одеждой и плотью вашего сына.

Я осознаю, что эта картина выглядит ужасно и шокирующе, особенно если учесть, что речь идет о вашем родном сыне. Но уверяю вас, что мне не меньше вашего оказалось нелегко все это пережить. Ведь за все эти одиннадцать лет я много раз проезжал по тому шоссе и, оказавшись на перекрестке с могилой, даже не молился за вашего сына. Пусть Аллах простит это мое прегрешение.

Я совершенно не был готов заранее к написанию этого письма и поэтому пишу его на обратной стороне бланка для эксгумации. Если