Хроники блокадного города - Хабиб Ахмад-заде

Я поднялся, позвал с собой товарища, принесшего мне эту печальную весть, и отправился на нашу улицу, на которой теперь лишь изредка появлялся какой-нибудь случайный прохожий да наведывались некоторые соседи, чтобы вытащить из-под обломков остатки своего домашнего скарба. На улице царил хаос. Обрывки электрических проводов валялись на дороге. Арык зарос диким тростником, который за эти три года вымахал почти на двухметровую высоту. Я дошел до нашего дома, и моим глазам предстала ужасная картина. Во двор вышибло три створки железной двери. Снаряд попал в край соседской крыши, и его осколки разлетелись по всем дверям и окнам во дворе. Амир начал вычислять, откуда был сделан выстрел, а я отправился в большую комнату, чтобы взглянуть на оставшиеся в доме вещи. Ранее я успел вывезти только самое необходимое, но и это обошлось весьма недешево. Остались только те вещи, которые семья простых беженцев не могла взять с собой в тесную комнату общежития: стол, стулья, какой-то необычный сервиз, который мать купила якобы в качестве приданого для сестры, и еще что-то из предметов интерьера. Осколки снаряда рикошетом разбросало по всей комнате, но уцелело фарфоровое блюдо, висевшее на стене. Это был подарок на свадьбу родителей. Мать несколько раз просила меня привезти его, однако при очередном увольнении мне каждый раз становилось неловко брать это никчемное блюдо и тащить его с собой в рюкзаке. Вместе с Амиром мы с большим трудом поставили на место железную дверь, достаточно прочно привязали дверной косяк обрывками проводов, валявшихся на улице, а потом вернулись на свою позицию. Все случившееся казалось таким банальным и обыденным, что я даже не стал рассказывать об этом своим товарищам.

Спустя два дня, стосковавшись по дому, я снова вернулся на нашу улицу. Каково же было мое удивление, когда я вновь увидел на земле три створки двери. Сначала я подумал, что в дом попал еще один снаряд… Но нет, оказалось, что кто-то развязал провода, которыми мы накануне закрепили дверь. Я зашел во двор и увидел на земле отчетливые следы парусиновых туфель. Потом заметил, что дверь в коридор открыта. В испуге я вбежал в большую комнату и увидел, что все вещи из комода и ящиков разбросаны по полу. Я крепко задумался: кто же это мог сделать? Слава Богу, большое фарфоровое блюдо все так же висело на своем месте. Судя по всему, искали что-то конкретное, но так и не нашли, или просто так без причины раскидали все вещи. Одним словом, мне не показалось, что пропало нечто особенное. Приложив огромные усилия, я поставил на место железную трехстворчатую дверь, которую в прошлый раз мы с трудом подняли вдвоем, и вновь примотал ее проводами.

Ночью, когда началась моя смена, с того берега реки такой же заступивший на смену иракец то и дело открывал стрельбу, чтобы то ли развлечься перестрелкой, то ли прогнать сон, то ли скоротать время, однако я ему не отвечал. Я был настолько увлечен своими мыслями, что даже не слышал его глупой стрельбы. Ведь не шутка, когда в твой дом лезет вор, и даже если он ничего не взял, то по крайней мере нарушил твое личное пространство. Особенно остро это ощущается в военное время, когда приходится воевать с теми, на другом берегу реки. Оборачиваешься вдруг и видишь, как будто сзади тебе в спину по рукоятку всадили нож. Я долго размышлял об этом. Кто же мог это сделать?.. Единственной уликой был след от ботинка этого негодяя…

Утром при первой возможности я вернулся домой. По дороге все время думал: а вдруг кто-то опять сбросил дверь наземь. Она оказалась на своем месте, однако на этот раз между двумя створками оставался проем, через который мог пролезть только очень худой человек…

Я зашел внутрь проверить фарфоровое блюдо – и вскрикнул от отчаянья. Надо было мне в прошлый раз забрать его на позицию, а потом в ближайшее увольнение. Сейчас от него остались одни осколки. Кем бы ни был тот человек, в непонятном приступе гнева он расколотил все хрупкие предметы, оставшиеся в доме. Горевать было поздно. Я пошел во двор. Все те же следы от ботинок. Я сходил с ума. Сложив вместе осколки разбитого блюда, я подумал: а смог бы его починить какой-нибудь мастер? В отчаянии я снова вернулся в комнату. Кто же всё это собрал?.. Да. В темном углу комнаты были аккуратно сложены ложки, вилки и прочая мелочь. Неужели вор удовольствовался только этим? Наверняка он был не в состоянии унести остальное и поэтому все уничтожил. Неужели он опять вернется?.. Меня всего затрясло от злости. Я пнул кресло и сел в него. Но почему именно наш дом? Ух, попадись он мне. Он точно ногами прошелся по всем вещам. За все годы войны я не позволил себе даже зайти ни в один соседский дом, при том что многие знакомые перед отъездом оставили мне свои ключи, что уж говорить о…

Возвращаясь на позицию, я вслух рассуждал сам с собой о произошедшем. Рыдание подступало к горлу. Ух, попадись он мне. Но что я тогда мог сделать, кроме как ругаться на чем свет стоит? Я ругал тех, на другом берегу, ругал всех воров на свете, ругал себя за свою беспечность. Потом я сел у воды, начал бросать камни и постепенно во мне пробудилось желание отомстить. Да. Я обязательно должен был отомстить. Но как? Я не знал, кто этот человек, и не мог двадцать четыре часа в сутки караулить его в доме. Не было никаких шансов. Но что, если. Почему бы и нет? Он сам начал эту войну. Как бы то ни было, я не мог позволить ему спокойно забрать все эти вещи. Я пошел и взял три сорокамиллиметровые гранаты. Перво-наперво предстояло точно рассчитать время взрыва. Граната должна была взорваться, пока вор не успел зайти со двора в комнату, потому что мне вовсе не хотелось, чтобы его кровь забрызгала пол в доме, а ошметки тела прилипли к стене, отмыть которую потом было бы весьма нелегко. В противном случае мне бы пришлось делать растяжку в каждой комнате, а оно явно того не стоило. Лучше всего было привязать проволокой гранату к входной двери дома.

Когда я попросил у Амира часы, он спросил:

– Что ты собрался делать?

– Ничего, – ответил я. – Я отпросился у Касема на час, не хочу опаздывать.

Сказав это, я быстро ушел.