Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Гроши в моем чемодане – на дне, завернутые в платок… Найдешь!

– Лады, – кивнул Кешка. И потом – уже отойдя, вполоборота: – Сколько брать бутылок?

– Бери побольше.

– Учти: там ломят втридорога…

– Плевать, – крикнул я, – не торгуйся!

Затем я поспешил к огню. Федя метался там, расшвыривал хворост и матерился яростно… Я присоединился к нему. Но тактика у меня была иная. Потянув за рукав Костю, я сказал, ухмыляясь и подмигивая:

– Послушай, тебе не надоело? Пойдем-ка лучше – рванем еще. Хочешь?

– А есть? – сразу насторожился тот. – Мы же все вроде вылакали…

– Есть, – сказал я, – Кешка расстарался, достал где-то.

– Ага. Ну, тогда – потопали!

– Но сначала потушим огонь.

– А как же Ефим? – Воспаленное лицо его помрачнело и вытянулось. – Только начали было выкуривать…

– Да куда он от нас денется? Его и без огня добить можно. Зачем вы вообще устроили этот фейерверк? Непонятно… Дела надо делать тихо!

– Погорячились, это верно.

Огонь был вскоре потушен, и бригада – в полном составе – вернулась в общежитие. Там уже все было готово. Кешка и впрямь расстарался: притащил целую дюжину бутылок и даже закусочку кое-какую сообразил. И пьянка вспыхнула с новой силой. И мы опять толковали о празднике и поднимали, галдя, веселые тосты за «общий национальный траур»…

Весь следующий день (он тоже был выходной!) бригада отсыпалась, отлеживалась – после безумной этой ночи. О расправе над хакасами никто уже больше не помышлял; волна хмельного озорства опала, схлынула. Ну а затем все вернулось в прежнее русло. Начались привычные будни… Я, однако, имел бюллетень и на работу не выходил; валялся в бараке, на жестком своем топчане, и с любопытством просматривал газеты. (Они снова у нас появились!) Новости, принесенные ими, были любопытны. Великий Вождь все-таки умер, и власть теперь переходила в руки Лаврентия Берии – министра внутренних дел и самого страшного (после Сталина) человека в стране. Вроде бы радоваться тут было нечему. Но все же – со смертью владыки – что-то начало неуловимо меняться, что-то сдвинулось и поослабло… Быть может, Берия держался непрочно? Может, там, в глубине, шла глухая скрытая борьба? Как бы то ни было, в газетных воплях и трескотне постоянно ощущалась некая растерянность и отовсюду – между строк тянуло паническим душком.

О хакасах я – в связи со всем этим – начисто забыл. Конфликт наш кончился… Но это лично мне так казалось! Сами-то они, как выяснилось, помнили все и смотрели на вещи иначе.

И вот, спустя три дня после знаменитого праздника «щепок», ко мне внезапно зашел инженер Потанин.

Выпускник Красноярского лесотехнического института, он прибыл в леспромхоз одновременно со мной и быстро сделал здесь карьеру. Начинал десятником, а теперь его уже прочили в заместители директора… Вообще парень это был способный, знающий дело, весьма образованный. Любящий, кстати сказать, литературу и, особенно, стихи. И вот это-то нас и сблизило! Друзьями мы не стали, но отношения у нас сложились добрые. И теперь я подумал, что он просто пришел проведать меня и, как обычно, потолковать о поэзии символистов.

Но нет – его волновала сейчас другая тема… Усевшись на топчан и протирая очки, он спросил:

– Что у вас тут произошло с хакасами?

– Пустяки… случайная заварушка…

– Заварушка – с огнем?

– Ну, огонь был небольшой… И его погасили сразу. И вообще это все кончилось.

– Нет, – сказал он, – к сожалению, не кончилось. Пожалуй – наоборот.

– Это как же понять?

Он повертел в пальцах очки. Надел их медленно. Строго глянул на меня.

– Ты знаешь, что они ушли? Все до одного. А их тут работало три бригады… А у леспромхоза договор с ихним колхозом. И теперь помимо того, что рушатся наши производственные планы, мы еще должны – по договору – платить колхозу неустойку… Теперь ты понимаешь, насколько все серьезно, особенно – для тебя?

– Не совсем… Какая же все-таки связь между этой дурацкой неустойкой и мною?

– Самая прямая! В дирекции лежит заявление, оставленное хакасами… И там сказано, что они уходят поневоле, спасаясь от террора. А террор этот якобы спровоцировал и возглавил – ты!

– Ничего себе – спровоцировал, – кисло усмехнулся я. И потрогал забинтованную голову. – Помнишь, мы ночью искали фельдшера? К тебе еще заходили…

– Ну да. – Он смутился слегка. – Помню.

– Так вот, это было как раз после встречи с туземцами. Один из них – Ефим – ударил меня, безоружного, ножом…

– Ефим? – повторил он, нахмурясь. – Вот как! – И потом, помолчав: – Дело в том, что заявление это групповое. Там много подписей… И самой первой стоит подпись Ефима Кольчикова. Собственно, он-то и написал!

– Значит, он еще раз меня ударил, – процедил я. – И опять по-подлому… Тогда – в темноте, исподтишка, а теперь просто в спину.

И тут я вспомнил старую знахарку и мысленно сказал, обращаясь к ней: «Ну вот! Видишь, как все получается? И что же теперь? Будем жить без греха – прощать и терпеть? Беречь Искру и сносить людскую подлость? Если вправду Господь дал мне свет – то почему же он не дал мне удачи, не помог отвести хотя бы этот новый удар?»

– Этот новый удар, пожалуй, посерьезнее первого, – проговорил инженер. – Учти, старик, тебя ждут большие неприятности… Заявлением уже заинтересовался участковый. И нынче утром был у них разговор с директором… Хорошо, что я успел подслушать!

– О чем же они говорили?

– Да об этой истории. Участковый хочет возбуждать дело о «националистическом терроре»… Выслуживается, собака! А директор его полностью поддерживает. Это ж ему на руку, соображаешь? Ведь в терроре-то повинен ты, а не дирекция! Леспромхоз тут ни при чем. А коли так, то и разговор о неустойке тоже отпадает…

И, закурив, закутавшись в дым, он добавил негромко:

– У всех, в общем, свои интересы, – и они сходятся. И все оборачивается против тебя! А ты – один…

– Как всегда, – сказал я пересохшим ртом, – как обычно… Ну и что же ты мне посоветуешь?

– Беги, – твердо сказал он. – Беги, старик!

– Эх, да что… все равно ведь – найдут.

– Вряд ли, – возразил Потанин. – Специально разыскивать тебя не будут – не до того! Сам небось видишь, какова ситуация в стране… Но, конечно, если застрянешь здесь, – съедят. С потрохами. Это уж точно. Объединятся все вместе: местная милиция, дирекция, эти туземцы… Да они и так уже объединились. И останется от тебя, дружок, – как говорят у нас в Красноярске, – кучка дерьма да пара ботинок.

– Н-да, – пробормотал я, – перспектива веселенькая… Что ж, ты прав. Надо бежать. Но