Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Ах ты черт возьми, – проговорил, наморщась, Потанин, – это действительно проблема… Хотя… Постой-ка! В Абакане, при нашем тресте, организованы курсы по повышению квалификации лесорубов, мотористов, лебедчиков, маркеров… Давай-ка я тебя туда направлю, а? Выдам тебе справочку – это я могу! Ну а дальше уж сам поступай, как знаешь. Захочешь повышать квалификацию – иди в трест… Но, на всякий случай, советую тебе держаться от него подальше!

* * *

Разговор этот происходил в полдень. А вечером я уже имел обещанную справку. И укладывал вещи. И прощался с ребятами.

Прощался – исполненный томления и грусти… Я привык к этим людям и к этим местам, и сроднился с ними, и знал, что здесь, в Белых Ключах, я оставляю что-то такое, что никогда уже не повторится в моей жизни, – оставляю как бы частичку себя, своей души…

Я искал тут покоя и отдыха от тревог… И нашел вроде бы, но – не надолго. Не надолго! Пожалуй, прав был Копченый, сказав, что тихой жизни не будет у меня никогда. Все мы – проклятые. И участь у нас одна!

Участь одна – вечно бежать, скрываясь от преследований, от несчастий. Бежать от собственной судьбы…

И вот я снова срываюсь с насиженного места и остаюсь без друзей, без чьей-либо помощи, да, в сущности, и без денег. (Сумма, накопленная мною, разошлась почти вся…) А за порогом – ветреный сумрак, снежный хаос. Гнилая сиротская погода. И дорога, ведущая в никуда.

Часть пятая

На дне

Проходит время…

Мне оно порой

и вправду представляется прохожим,

бродягою с обветренною кожей,

в одежде, пропитавшейся махрой,

бредущим наугад, по бездорожью…

Читатель мой! —

Оно со мною схоже.

Глава 1

Абакан

Самое страшное в бродяжьей жизни – отсутствие над головой надежной крыши, я давно это проверил! И потому, прибыв в Абакан, сразу же принялся подыскивать такую крышу… Гостиницы мне были сейчас не по карману и частные квартиры тоже. (Хозяева пускали к себе только на долгий срок и к тому же требовали задаток.) И все же я нашел в конце концов убежище вполне подходящее! Оно называлось «Заезжий дом при артели инвалидов», находилось возле городского рынка и представляло собой примитивную, последнего сорта, ночлежку.

Отдельных номеров тут не полагалось; ночлежка состояла из двух огромных комнат, сплошь уставленных койками, и предназначалась для самых низших, беднейших слоев – для окрестных колхозников, всякого рода вербованных, базарных нищих… Здесь было шумно, грязновато, но во всяком случае – дешево. Суточная плата за койку была полтинник. Это меня устраивало! Это, а также и то, что нравы в ночлежке были весьма свободные, и администрация не отличалась особыми строгостями.

Кстати, об администрации. Она вся состояла из монстров. Я никогда еще не встречал такого количества калек – безруких, безногих, слепых и глухонемых, собранных воедино… Зрелище это было впечатляющее.

И когда я впервые явился сюда и, стоя в прихожей, у конторки, толковал с дежурным администратором, я поглядывал на него с содроганием… У человека этого отсутствовала вся левая часть лица: не было ни левого глаза, ни скулы, ни подбородка. По существу, от него остался один профиль! И было жутко смотреть, как профиль этот говорит, моргает, перекашивается в улыбке. И левой руки у него тоже не было. Ее заменял стальной крючок. Этим крючком он, впрочем, орудовал весьма бойко, перебирал бумаги, двигал ящиками стола и даже почесывался.

Помимо Человека-Профиля, здесь, за конторкой, обитала также темноволосая, смуглая девушка – Ольга, совмещавшая обязанности уборщицы и курьера. Лицо ее – в отличие от начальника – привлекало другим… Оно было прекрасно! Такую строгость линий и классическую чистоту я видел, пожалуй, лишь на полотнах старых мастеров… И эта боттичеллиевская красавица была глухонемой.

Мы обменялись с ней взглядами, и я уловил там, в тени пушистых ресниц, какое-то смятение, некий странный тревожный блеск… И подумал, с чувством острой жалости, что красота для нее вовсе не утешение, не благо. Скорее, наоборот, – лишняя тяжесть, дополнительное мучение. Ведь это действительно ужасно: иметь так много и, в результате, не иметь ничего! Быть как бы отмеченным печатью неба, а жить среди отверженных… И знать, что это навечно, что избавления – нет.

Были в этом заведении и другие экземпляры, но к ним я старался уже не присматриваться.

Весь остаток марта я провел, слоняясь по городу… Я бродил, увязая в слякоти и ежась от пронизывающего ветра. Ветер шел из Монголии и был резок и холоден; он бушевал над низкими крышами, гудел в проводах и дребезжал ржавой жестью вывесок.

Надо было срочно устраиваться на работу. И я искал ее упорно. И никак не мог найти.

Тут имелись некоторые сложности. Дело в том, что на каждом крупном предприятии существует отдел кадров. И там при поступлении непременно требуют паспорт и трудовую книжку, содержащую послужной список… Так вот, книжки такой я не имел. А паспорт у меня – вы сами знаете – был неважный и к тому же просроченный. Я его, правда, слегка подновил, подправил (вспомнил старую блатную науку!), но все же вид он имел сомнительный…

В одном из строительных управлений меня спросили напрямик: «Откуда вы такой? Ни одного документа о прошлой деятельности… Да и паспортишко какой-то липовый… И, кстати, где ваш военный билет? Уж не с луны ли вы свалились?» – «А разве я похож на лунатика?» – попробовал я отшутиться. «Конечно, – сказали мне, – или на лунатика, или на беглого каторжника…» И я поспешил исчезнуть.

И отчетливо понял: в моем положении надо «ходить опасно». Соваться повсюду нельзя!

Лучше всего, разумеется, было бы затесаться в какую-нибудь мелкую мастерскую, в кустарную артель, или же – подыскать поденную, временную работенку… Но и это тоже оказалось делом непростым! Если в отделах кадров требовались документы, то здесь – личные контакты, знание среды и обстоятельств.

А я ведь не знал ничего и был чужим для всех! И действительно чувствовал себя – как бы свалившимся с луны…

Бродя по Абакану, я частенько пересекал центр города, и на глаза мне все время попадалась вывеска. (Красные литеры на черном фоне, окруженные дубовыми – или фиговыми? – листочками.) И как-то раз, остановившись перед ней, я подумал: а может – зайти? Рискнуть? Три прежние попытки не удались – что ж…