Российский колокол №5-6 2021 - Коллектив авторов

этажа у соседей, но Кира не видела, что именно, предмет расплывался. Кира не придавала этому значения и очень удивилась бы, если бы ей сказали, что она близорука. Её зрение сожрал страх. Чем больше она боялась Дину, тем хуже видела. Туман перед глазами представлялся ей неотъемлемой частью тумана в голове, то есть естественным положением дел. Иногда – особенно часто это случалось с ней после того, как она ударилась головой о комод в гостевой спальне, – Кира не могла увидеть пыль на дальних полках или мусор на полу, но причиной считала то, что она никчёмная, бестолковая, глупая, ни на что не способная. Ей хорошо это объяснили. Ей вбили это в голову.

Что-то небольшое и тёмное выкатилось из-за контейнеров, когда Кира, размахнувшись, как молотобоец, перебрасывала через борт тяжёлые мешки. Заметив краем глаза движение у своих ног, она вздрогнула, оступилась и, увлекаемая мусорным мешком, едва не прижалась к грязному боку контейнера. У её ног вертелся крупный, башковитый и очень смешной чёрный щенок с белым брюхом. Уши у него были огромные, одно под собственным весом заломилось, и уголок его свисал вниз. Следом за ним из щели между баками выкатились ещё два таких же: чёрных, со смешными мордами.

Кира боялась собак, потому что они были чудовищами мрачного мира, одним из любимых инструментов Дины, который она использовала, когда не хотела марать руки.

«На пустырь пойдёшь, – говорила она маленькой Кире. – Там тебя бродячие собаки с радостью сожрут».

И маленькая Кира, ещё не успевшая обзавестись спасительным туманом, живо представляла, как стая страшных чёрных псов вылетит на неё из темноты, как их острые зубы прокусят её кожу, вцепятся в руки и в ноги, как каждый пёс станет тянуть к себе и её маленькое тело разорвется на части. Дина наслаждалась её страхом. Она коллекционировала истории о загрызенных собаками детях и время от времени рассказывала при Кире то одну, то другую, отчётливо и громко, с мельчайшими, часто ею самой выдуманными подробностями.

Кира взрослела, и в её голове поселился туман. Он занимал место постепенно ускользающей надежды на то, что мама увидит, поймёт, заступится, прогонит Дину и всё станет, как было прежде. Надежда испарилась, туман сгустился, и Кира погрузилась в него, как в плотную солёную воду, перестав понимать, где верх и где низ, что хорошо, что плохо. Боль и страх, наползающие извне, не могли найти её в этом тумане. И воображение, когда-то живое и яркое, не работало в нём, словно тонкий прибор, на который специально наводили помехи.

Её личность – маленький своевольный затворник, не желавший сходить с ума, – словно заморозила себя до той поры, когда что-нибудь изменится и можно будет снова стать собой. Но вот только, как и в случае с реальными людьми, замораживающими себя для будущей жизни, никто не мог дать гарантии, что из ледяного сна человек выйдет без потерь, без изменений.

Теперь Кира выходила из сна, и это было больно, потому что вместе с жизнью к ней возвращались воображение и память, и страх снова стал очень осязаемым, очень чётким.

Кира прижалась к контейнеру спиной. Щенки смотрели на неё, склонив головы набок. Их уши завалились на сторону. Один из них, самый большой и шустрый, сделал шаг вперёд и ткнулся носом в Кирино колено. Она зажмурилась и отвернулась, ожидая укуса и боли. К счастью, туман, не успевший рассеяться окончательно, сгустился снова, поймал страх в свои сети, превратил его в три крохотных шарика, золотых, как вспышки молний.

В этом тумане пропали и золотистый свет яркого мартовского дня, и звуки, незаметно наполнявшие тихую улицу: шелест ветвей под порывами ветра, шорох шин по недалёкому отсюда шоссе, чириканье воробьёв. И потому голос, раздавшийся совсем близко, тоже прозвучал вначале неразборчиво и глухо. И только когда чья-то рука настойчиво потрясла её за плечо, Кира услышала:

– Вы что, испугались? Вы серьёзно? Это ж дети, что они вам сделают?

Сквозь туман проступила крупная фигура. Кира посмотрела вниз: большой щенок всё ещё сидел перед ней, а два других потеряли к ней интерес. Один жевал что-то, выпавшее из бака, другой обнюхивал ботинок стоящей перед Кирой женщины. Она оказалась очень большой и вся была драпирована в коричневые ткани разных оттенков: поверх драпового пальто свободного кроя с широкими проймами был намотан длинный шарф, на лицо кокетливо свешивался край мягкого берета. Лицо было круглым, немного расплывшимся, в морщинах, но почему-то казалось нестарым. Скорее всего, причиной тому были цепкий взгляд тёмных глаз и общее выражение, которое лицу придавал тонкий и хищный нос. Будучи высокой и полной, женщина двигалась удивительно легко, в отличие от Николаевой, которую разве что слегка не догоняла по комплекции. Её движения были движениями крупного хищного зверя, медведя, который только на первый взгляд кажется неуклюжим. Кире стало страшно, но страх этот был иной, совсем не тот, который она испытывала перед Диной. Дина делала больно и была понятной. Медведица не угрожала, но за её плечами, казалось, разверзалась бездна, которая пугала тем, что в неё хотелось прыгнуть. Бездна была тёмной, как ночь, и только когда туман в голове стал прозрачнее, Кира поняла, что мрачная тень за медведицей – это огромный чёрный джип.

– Идите-ка, ну! Идите!

Медведица протянула Кире руку с остро отточенными ногтями, красными, как рубины, но Кира сопротивлялась. Привыкнув подчиняться сильным, здесь она столкнулась с силой иного порядка и противостояла ей, как противостояла бы желанию прыгнуть в пропасть.

«Жить-жить-жить», – мотор в её груди начал разгон.

Но тут медведица надвинулась, взяла за руку и потянула к себе. Кира пошла, едва не споткнувшись о щенка, сжавшись от страха.

– Ну вот что, милая моя, – голосом советской учительницы со стажем проговорила медведица, – сейчас мы этим вплотную займёмся. Ну нельзя же бояться щенков! Это же ни в какие ворота!

Она открыла багажник своей машины, и Кира увидела, что он весь забит разноцветными мешками. Сначала она, вдова строителя, приняла их за мешки с цементом или штукатуркой, но потом заметила, что на каждом из них изображена собака.

– Да, – иронично усмехнулась медведица, – впечатляющее количество, правда? У меня двенадцать собак. Десять такс и два кавказских волкодава. Люблю их. И не люблю людей, которые их не любят. Так, где это у меня?

Она нагнулась над упаковками корма и стала перебирать их, пока не нашла наконец пакет с изображением щенка. Резким движением медведица вскрыла пакет и зачерпнула оттуда целую пригоршню тёмных, резко пахнущих гранул. Снова схватив Киру за руку,