Отечество. История о войне, семье и совести в нацистской Германии - Буркхард Билгер

Меловые отложения стали служить естественной оросительной системой, поглощавшей влагу в дождливый сезон и отдававшей ее во время засухи. Все свободные площади в итоге засадили свеклой, ячменем, рапсом, льном, коноплей, картошкой, пшеницей и шампанскими сортами винограда. С 1950‐х годов урожаи выросли аж в три раза. Однако чем больше земель люди осваивали, тем больше исчезало свидетельств истории. На гряде холмов Блан-Мон в пяти километрах к северу от Сомпи находился немецкий бункер, весь в рисунках и граффити: его разобрали на части и место разровняли бульдозером. «Великую войну люди воспринимали как что-то банальное», – сказал Тирион. Местные прожили рядом с остатками той войны так долго, что история стала для них чем-то само собой разумеющимся. «Короче, мы его снесли за…» И он потер большой палец об указательный.

Только в 1970 году, когда приехавший в Сомпи новый молодой священник увлекся тем, что переживала деревня в годы Первой мировой, люди сообразили, что потеряли. «Мы ничего не знали», – сказал Тирион. В 1974‐м кюре организовал светозвуковой спектакль о разрушении и восстановлении церкви. Год спустя появилось Общество памяти войн и изучения истории деревни Сомпи. «Чем больше узнаешь, тем более цивилизованным становишься», – сказала мне Мари-Жозеф Гийо – бывшая мэр Сомпи и сейчас председательница общества.

Пьер Таборелли – аспирант-историк – встал и подвел меня к той большой карте боев за 1918 год. По его словам, система окопов тогда была максимально разветвленной и продуманной – на каждый километр линии фронта приходилось до девяноста километров траншей. Но как бы ни была страшна окопная война, настоящие ужасы часто происходили, когда солдаты оказывались на открытой местности. «Если посмотреть на число погибших в войне по годам, то пик приходится как раз на 1918 год, – сказал Тирион. – Солдаты не сидели в окопах все время, а иногда перемещались между ними, и именно в эти моменты по ним начинали стрелять». «C’était une guerre de mouvement»[102], – сказал он. Именно тогда началась реальная смертность.

К концу сентября, когда Карл прибыл в долину реки Пи, немецкая армия отступала, ее окопы были разбиты[103]. С марта по июль Германия потеряла около миллиона человек. В полуголодном батальоне Карла многие болели гриппом, снабжения никакого не было. Дни, когда гражданские привозили им на позиции выпечку, давно закончились. Немецкий народ, как и его армия, голодал и устал от войны, измотанный многолетней инфляцией и военными налогами. Суточные нормы хлеба в некоторых частях Германии сократились до ста пятидесяти грамм; в дополнение к ним можно было получить конскую колбасу, желудевый кофе и курево из буковых листьев. Страна оказалась на грани революции. Англичане наступали на Дамаск, линия Гинденбурга была почти прорвана, а болгарская армия вот-вот должна была отправиться из Греции домой.

По утрам Карл, согнувшись над своим котелком, узнавал, что кто-то из их части опять дезертировал. Ночью дезертиры пробирались мимо караульных и, раздобыв еду и переночевав в придорожной канаве, направлялись к границе. В первые дни войны, пока стояла летняя солнечная погода, немецкие солдаты добирались на попутках на окраину деревни и купались в бурлящих потоках реки Пи. Теперь с британских воздушных шаров на них сбрасывали пропагандистские листовки: «За что вы воюете? Вам обещают победу и мир. Дураки вы! Вашим товарищам обещали то же самое больше трех лет. Они обрели мир – в могиле, но победа так не пришла!»[104]

Союзникам было едва ли легче. Самые здоровые и подготовленные солдаты, самые энергичные добровольцы погибли или были истощены; в окопах оставались лишь необстрелянные да седые. В Шампани, как и на полях сражений по всей Европе и Африке, пехоту часто пополняли солдатами из колоний – любимым пушечным мясом имперских армий. За Британию воевали в основном солдаты из Индии, за Францию – из Алжира, Марокко, Туниса, Западной Африки, Сомали и Мадагаскара. Вербовали в добровольно-принудительном порядке мужчин из Бельгийского Конго и немецкой Восточной и Юго-Западной Африки. Всего примерно два с половиной миллиона африканцев и полтора миллиона выходцев из Индии воевали или служили в небоевых частях в годы Первой мировой. Их могилы с полукруглыми навершиями и надписями на арабском попадаются среди крестов и звезд Давида на кладбищах вокруг Сомпи.

В американских войсках, воевавших в Шампани, был 369- й полк, полностью укомплектованный темнокожими – их называли «гарлемскими истребителями». Подготовку они проходили в городке Спартанберг, штат Южная Каролина, и одно их присутствие там едва не вызвало среди местных бунт: как сказал тогда мэр города в интервью The New York Times, «с таким же успехом можно было помахать красным флагом перед быком»[105]. Попав на Западный фронт, «гарлемские истребители» оказались среди очень немногих американских соединений, которые генерал Джон Першинг по прозвищу Черный Джек согласился отдать под французское командование. Но сначала его штаб распространил среди французских офицеров служебную записку под заголовком «Секретная информация в отношении черных американских военнослужащих»[106]. «Французским офицерам, призванным осуществлять командование чернокожими американскими воинами или жить с ними в тесном контакте, важно иметь точное представление о положении, занимаемом неграми в Соединенных Штатах», – говорилось в ней.

Рост числа негров в Соединенных Штатах (их сейчас около 15 млн) создал бы для белой расы американской республики угрозу вырождения, если бы не созданная между ними непреодолимая пропасть. Поскольку для французской расы такой опасности не существует, французская общественность привыкла относиться к неграм с пониманием и снисхождением. Такая снисходительность и такое понимание вызывают у американцев серьезную озабоченность. Они воспринимают это как вызов основам своей национальной политики. Они боятся, что контакт с французами внушит чернокожим американцам представления, которые белым американцам кажутся недопустимыми. Принципиально важно приложить все усилия, чтобы избежать глубоких расхождений с мнением американцев. Чернокожие являются гражданами Соединенных Штатов, однако белые американцы воспринимают их как низших существ, с которыми возможны только отношения делового или обслуживающего характера. Чернокожих постоянно порицают за недостаток ума и благоразумия, за отсутствие гражданской и профессиональной совести, а также за склонность к излишней фамильярности. Негритянские пороки – постоянная угроза для американца, который вынужден их жестко пресекать.

Французское военное министерство приказало все эти записки собрать и сжечь. «Гарлемские истребители» отличились в боях, двое получили американскую Медаль почета, 171 – французский Военный крест. Тем не менее смысл сказанного был им предельно понятен: вы армия нежелательных элементов, крайнее средство. Теперь вперед, жертвуйте собой ради своей страны. Они, должно быть, тоже задавались вопросом, что они там делают – даже больше, чем солдаты по ту сторону линии фронта, за колючей проволокой и завесой из ядовитого газа. За что вы воюете?

Последнее американское наступление в войне началось 26 сентября 1918 года, в 2:30 ночи. После многочасовой бомбардировки ипритом и фосгеном тридцать семь дивизий союзников двинулись на север вдоль фронта,