Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

Путешествие в глубины своего «я». Сколько людей обожглось на этом пути. Сначала к поискам самого себя призывают книги по саморазвитию, не помогающие никому, кроме их автора и его банковского счета. Затем к ним подключаются интернет-гуру самого разного пошиба, обещающие указать верный путь. А когда все это не срабатывает, многие решают искать себя на Востоке. Живя в Таиланде, я то и дело натыкался на очередного неофита, уверенного, что он найдет ответы на все свои вопросы где-нибудь в буддистском монастыре. Некоторые из них даже брили себе голову, наряжались в оранжевый балахон и пытались – как правило, безуспешно – жить по монастырским правилам: не есть после полудня, медитировать часами, отказаться от порабощающих человека соблазнов, в том числе от секса, и соблюдать двести двадцать семь правил поведения Виная-питака, обязательных для монахов, следующих традиции Тхеравады. Впрочем, как это ни печально, сами тайцы следуют им далеко не всегда. Приезжающие в Таиланд западные новообращенные не знают, что здешняя версия буддизма щедро разбавлена анимизмом и самыми разными суевериями. Да, Будда играет в этой религии большую роль, но не менее важны магия, призраки и абсурднейшие суеверия, к которым порой относились всерьез даже мои образованные западные друзья. Тайские храмы далеки от благочестия: в газетах то и дело всплывают очередные разоблачения – о поразившей эти обители коррупции, гулянках, азартных играх, нарушениях целибата и употреблении наркотиков. Самый известный монах страны в девяностые годы прошлого века, Янтра Амаро, впал в немилость после того, как выяснилось, что он состоял в сексуальных отношениях с последовательницами и активно посещал бордели во время заграничных поездок. Уже позже, в пандемию коронавируса, послушников известного храма Пхан Сао в Чиангмае уличили в организации алкогольных вечеринок – и они вынуждены были давать объяснения. В свое время я делал репортаж о монахах храма Канчанабури, что неподалеку от Бангкока, превращенного в приют для находящихся на грани вымирания тигров. Несколько лет спустя этих монахов арестовали за торговлю животными. Даже традиционные процессии, в ходе которых осуществлялся сбор пропитания, остались в прошлом: теперь монахи предпочитают, чтобы заказы им доставляли на дом. Из-за непрекращающихся скандалов тайцы отказываются от древней традиции отдавать детей в монастыри хотя бы на несколько месяцев. Но европейцы и американцы все еще надеются обрести там подлинный Восток. Впрочем, их поездки часто сводятся к туристическому буддизму, не имеющему ничего общего с одержимостью Неэль, которая даже после трех десятилетий паломничества по святым местам по-прежнему чувствовала потребность лучше узнать это учение.

Я хорошо понимаю Неэль в ее неудержимом влечении к запретным местам, подобным Тибету. Стоит чему-то оказаться для человека недосягаемым, как оно тут же обретает невероятную привлекательность. Манит к себе, обещая великое вознаграждение – если только у вас хватит упорства преодолеть все встающие на пути препоны. Каждый раз, когда мне не разрешали въехать в ту или иную страну, желание попасть туда становилось все сильнее, превращаясь в навязчивую идею. Мьянманские генералы не хотят, чтобы журналисты или кто-либо еще был свидетелем репрессий? Я подкупаю их же чиновников, чтобы мне дали визу. Индонезийская армия не пускает меня на самую крупную золотую шахту в джунглях Папуа? Под покровом ночи в таких местах можно сделать очень многое. Северная Корея желает оставаться самой закрытой страной, чтобы ее граждане не знали, что по ту сторону границы есть такая штука, как свобода? В первую свою поездку туда я выдавал себя за представителя компании, производящей бумажные изделия, во вторую – компании, торгующей женским нижним бельем. Полный абсурд, и тем не менее мне поверили. При этом я не чувствую вины ни за взятки, ни за ложь. Мьянманские чиновники настолько коррумпированы, что мои «подарки» едва ли могли подвергнуть искушению их добродетель ввиду полного отсутствия таковой. Кроме того, их зарплата составляет сумму меньшую, чем сто евро, так что мою взятку можно рассматривать как финансовую помощь. Соврать режиму вроде северокорейского, лидеры которого приписывают себе сверхъестественные способности и сажают в концлагеря уже даже не тех, кто их критикует, а тех, кто их недостаточно энергично славит? Не вижу проблем.

В 1998 году, когда я только приехал в Азию в качестве корреспондента, мне сказали, что попасть в Тибет у меня не получится. Пекин регулярно закрывал доступ в этот регион для иностранцев без какого-либо предупреждения и вновь открывал его, когда политическая напряженность спадала. Я воспользовался одним из периодов разрядки и присоединился к группе китайских туристов, отделавшись от нее, как только мы добрались до Лхасы и меня отпустила горная болезнь. Средняя высота Тибета над уровнем моря составляет пять тысяч метров, столица расположена на высоте трех тысяч шестисот метров. Правители Тибета долго утверждали, что это самая высокая страна в мире, и никто этого пока не оспорил. Здесь находятся самая высокогорная дискотека, самый высокогорный корт и самые высокогорные дороги. Не успели мы приземлиться в Лхасе, как я почувствовал жуткую головную боль, словно мою голову сдавил борец сумо. Нехватка кислорода вызвала ощутимую дурноту. Но мне так хотелось посмотреть город, что я все равно встал на ноги и пошел, чувствуя, что буквально плыву по улице. День был ясный. «Чудесное солнце Центральной Азии»[32], как называла его Неэль, слепило глаза, как лампа в камере для допросов. Казалось, оно так близко, что достаточно протянуть руку, чтобы потрогать его. Все чувства притупились. Кстати, слепота в Тибете очень распространена. Офтальмологи предполагают, что причиной тому как раз ослепительный свет. Яркое солнце также служит причиной резких перепадов температур – от ледяного холода до жары, даже в зимние месяцы. Меня замутило еще сильнее, и мне пришлось вернуться в гостиницу – с мигренью и головокружением. Любезная девушка на стойке администратора выдала мне кислородный баллон и посоветовала отдохнуть.

Лечь отдыхать, оказавшись в Тибете? После того, как я чудом получил визу и потратил двое суток на то, чтобы пересечь всю Азию? Да меня надо было приковать к кровати, чтобы я остался в номере! Я принял две таблетки аспирина, напялил бейсболку с козырьком подлиннее и отправился обратно в город – во дворец Потала. Там я познакомился с ламой по имени Дорхи, предложившим мне услуги гида и ставшим для меня таким же спутником, как Йонгден для Неэль. Вместе мы объехали страну, которую Неэль описала в «Путешествии парижанки в Лхасу», – место, не похожее ни на одно другое на планете. Величественные пейзажи, расцвеченные уникальным сочетанием красок. Бирюзовые озера, ярко-синее небо и белые заснеженные горы. Горизонт – блестящий, как дискотечный стробоскопический шар. Пестрые молитвенные флаги, развевающиеся на ветру, – символ несбыточных надежд. На свободу. На гуманизм. На мир. Долины, изрезанные редкими дорогами, на которых то и дело из-за поворота показывается очередная группа паломников, бредущая к святым местам. Предлагать подвезти – бесполезно, путь должен быть тернистым, не запятнанным искушениями и максимально аскетичным. На какой-то безымянной дороге, затерявшейся среди холодных степей, наша машина заупрямилась и встала: «Дальше не поеду!» На мгновение в моей голове мелькнула мысль, что, если Бог, к которому мы оказались максимально близко, не услышит наших молитв, нас ждет одинокая смерть в одном из самых красивых мест в мире. Я сказал Дорхи, что это хорошее место, чтобы умереть, но его вера, в отличие от моей, была крепка.

– Все будет хорошо, – ответил он.

Тут же появился небольшой автобус с паломниками – как выяснилось, не все были готовы брести до пункта назначения пешком – и остановился рядом с нами. Оказалось, что у автобуса пробило колесо. Водитель вышел на улицу, решил свою проблему и затем, с неспешностью свободного духом человека, принялся за починку нашей машины. Уже скоро мы снова были в пути. Пока машина катила по трассе, я думал о том, что, где бы ни застала меня смерть, это место точно будет не таким красивым, как Тибет.

Пересекая долины, окруженные теряющимися в облаках ледниками, я чувствовал себя крошечным и незначительным. Гималаи оказывают