Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

Так это Вы и видите, Евгения Львовна, это Вам все показано. С подробностями. Только крестиком не обозначено, куда – тюк!..

Герой уже видел всё это несколько мгновений назад, топор он опустил, и силу почувствовал, и всё такое, а теперь Вам надо увидеть, – в повествовании, предназначенном для Вас (оно по всяку для Вас), действует линия задержки: Вам показано с запозданием. Знаете ли, на этом участке цепи Вы на какую-то секунду-другую не совпали с героем; наблюдается небольшой фазовый сдвиг ваших с ним восприятий. И неспроста: больше ведь не увидите, а это важно – “жиденькие волосы”, “крысиная косичка”, – чтобы потом не испытывать жалости, не санкционированной автором, к персонажу.

Ах, Евгения Львовна, Евгения Львовна!.. Вы не согласны?.. Говорите, Вы ни при чем?.. Это он, дескать, сам рассматривает, без Вашего участия?.. Просто удар был не сильный… Вот она и стоит на ногах, а упадет позже… и крови нет… а он просто смотрит… и ждет… Он, а не Вы… Так? Скажите еще про осколок гребенки – что это и есть результат удара!.. Топором раскололо… Ага, гребенку… А про фазовый сдвиг, про линию задержки это я персонально для Вас придумал… чтобы Вас посмущать… Хорошо, хорошо… Я придумал. Если Вам так приятнее… Дальше идем?

Следующая фраза и есть то верное, то самое всамделишное:

“Удар пришелся в самое темя, чему способствовал ее малый рост”.

Точно: малому росту благодаря случилось по темечку. Не поспоришь. Только Раскольникову сейчас меньше всего интересно, что способствовало удару в самое темя, явно не для него про малый рост пояснение. А для кого же сказано, кого достоверность факта волнует?

“Она вскрикнула, но очень слабо, и вдруг вся осела к полу, хотя и успела еще поднять обе руки к голове”.

Не кажется ли Вам, Евгения Львовна, что уступительный союз “хотя” придает особо зловещую обстоятельность этому предложению? В самом деле, откуда “хотя”? Разве она осела к полу вопреки тому, что успела поднять к голове руки? То есть, в общем случае, ей можно было и не оседать к полу, коль скоро она успела поднять обе руки к голове?

Извините, что Вас спрашиваю, но Вы – там, Вам виднее, понятнее…

А что? Всё как хотели: читатель к седьмой главе свыкся с героем, благо он продемонстрировал успехи в материализации, стал на человека похож, на одного из нас, грешных, – поступками отличился, доброту проявил, сочувствие вызвал – в тех или иных ситуациях; отождествление, как Вы любите, состоялось – в том смысле хотя бы, что видеть мир его глазами Вам не зазорно, и при всей мрачности перспективы доверие к нему определенно испытывается, вместе по городу бродите, слезы сыновней любви проливаете, пьяненькую девочку спасаете, видите один кошмарный сон, а пережить вместе один кошмар это уже почти интим, – ладно, вестимо, убьет он старуху, таков сюжет, будем читать, – сами-то, поди, во дворе переждете или как-нибудь Вас, автор даст, оповестят о содеянном… На присутствие при убийстве и тем более на соучастие Вы не подписывались… Только что ж получается? Это подстава тут получается!.. Да Вас тут вместе, что ли, скрестили?.. Глядь, и топор один на двоих… и один теперь взгляд… – и не отвернуться!..

“В одной руке еще продолжала держать «заклад». Тут он изо всей силы…”

Да, да, Евгения Львовна, это Вы, читатель, силы ему придаете!..

“…ударил раз и другой, всё обухом и всё по темени. Кровь хлынула, как из опрокинутого стакана, и тело повалилось навзничь”.

Не имею учеников ноне, а то бы им всяких тем позадавал для курсовых по роману, – например: “Стакан в «Преступлении и наказании». Предметность и мера”. Помните первый стакан пива, какое он принес Раскольникову наслаждение!.. А теперь – стакан крови. Другие эмоции.

А скоро он будет свидетелем другой гибели и услышит обстоятельный комментарий некоего проходного чиновника: “…это чахотка-с; хлынет этак кровь и задавит. С одною моею родственницей, еще недавно свидетелем был, и этак стакана полтора вдруг-с…” Да уж: эхо-событие, таких в романе много отзвуков. Тут не столько ему, главному герою, напоминание (кто его знает, слышит он или нет), сколько нам… сколько Вам, Евгения Львовна, – Вы же тоже “свидетелем” были и тоже “недавно” – не тогда же?

“Он отступил, дал упасть и тотчас же нагнулся к ее лицу; она была уже мертвая. Глаза были вытаращены, как будто хотели выпрыгнуть, а лоб и всё лицо были сморщены и искажены судорогой”.

Стало быть, больно было. Только с третьего удара завалил. Боль-то дикой была, куда уж без этого… Только о кратковременности не говорите. Ее переходный опыт не предполагает длительности. Как мгновение и вечность тут сопрягаются, мы не знаем. Ибо времени нет, – говорится в другом романе у того же автора (впрочем, это из Откровения). Это для тех, кто натурально жив, для тех, кто здесь еще, для кого пока время худо-бедно идет – для Раскольникова, для Вас, Евгения Львовна, как свидетеля и соучастника, для Лизаветы, поднимающейся по лестнице… в эту минуту живой пока. Назначил себя судией, не подумав, что суд намечается – Страшный. Боль и страдания в этот мир он привнесет с неизбежностью. А что на том свете бабусю ждет, не нам судить, – ад ей, какой бы она ни была, он здесь приготовил… Удивительно, что в его умственных построениях фактор боли вообще не учитывался. Но простите, Евгения Львовна, вот Вы медик, – допустим, его теория совершенно верна – и что? – исполнение топором, да еще при отсутствии опыта, это ж Вам не эвтаназия посредством укола.

(Всё забываю спросить вас, что думаете о лоботомии…)

А хотите, Вам скажу по секрету. Между нами. В книге, думаю, об этом не надо. Вы там выпученные глаза разглядели… которые словно выпрыгнуть собирались… и другие детали. Знаете это что? Он потом скажет сестре: ты думаешь, я старуху убил, я себя убил… Так то и есть. Это он. Он – мертвый.

Передохну и продолжу.

Главу так бы назвал:

КАК ЧИТАТЕЛЬ

СТАЛ СОУЧАСТНИКОМ

[21]

Евгения Львовна! А я так и думал, что роль соучастника Вам не понравится. Только зря Вы так энергично у себя в кабинете, где растет мирт, мне возражали – будто я Вас в чем-то обвинить собираюсь. Упаси боже мне Вас винить! Я совсем о другом. Я писал лишь о силе приема. Как у него получается. Федор Михайлович еще тот провокатор.