Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

даже сворочен чуть-чуть на сторону”. И это Вам тоже вместе с ним крупным планом видится. (Особенно “даже”.) Но признайтесь, Евгения Львовна, Вам ведь не хочется, как ему, пальцем потрогать? “Он было хотел пощупать пальцем, но отдернул руку; да и без того было видно”. Не было бы видно – потрогал бы. Вдруг зашевелится – так, что ли?.. Как медику опять же вопрос: а действительно было “видно” – с профессиональной точки зрения?.. точно она уже мертвой была? Я понимаю: на 99,9 % мертвой была, но может быть, на 0,1 % еще не совсем? И особенно в первый раз… когда она на пол повалилась и Вы вместе с ним в вытаращенные глаза заглядывали, точно ли уже тогда была мертвой?.. Ведь он же засомневался потом… хотел добить… Вы-то как медик должны были смерть констатировать безошибочно… по глазам… как там у вас полагается… по помутнению роговицы… Помутнились ли роговицы или в них еще что-то оставалось живое?..

А Вы на “соучастника” обижаетесь.

Всё для Вас-то хуже на самом деле. Не хочу пугать: Вы не просто соучастник, Вы больше того… Скоро я Вам докажу – с помощью одного мысленного эксперимента, – что Вы, что Вы… И самое главное – Вы со мной согласитесь. Не верите? Ну подождите, потерпите чуть-чуть.

Вы меня попросили сцену убийства Лизаветы подробно не анализировать. Сказали, что сами. Я понимаю. Нервишки. Флаг в руки. Дерзайте. Не буду мешать (и внушать постороннее). Обращу только Ваше внимание на что следовало бы обратить – на это: на дальнейшее замедление времени. Еще немного – и совсем остановится будто. Это я о непосредственном убийстве Лизаветы. Действие на самом деле стремительное, но текст словно разбух на изрядный абзац – Вы читаете, а он всё разбухает и разбухает, и словно сами растягиваете этот кошмар…

“Среди комнаты стояла Лизавета, с большим узлом в руках, и смотрела в оцепенении на убитую сестру, вся белая как полотно и как бы не в силах крикнуть.

Увидав его выбежавшего, она задрожала как лист, мелкою дрожью, и по всему лицу ее побежали судороги; приподняла руку, раскрыла было рот, но все-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться от него в угол, пристально, в упор, смотря на него, но всё не крича, точно ей воздуху недоставало, чтобы крикнуть. Он бросился на нее с топором; губы ее перекосились так жалобно, как у очень маленьких детей, когда они начинают чего-нибудь пугаться, пристально смотрят на пугающий их предмет и собираются закричать. И до того эта несчастная Лизавета была проста, забита и напугана раз навсегда, что даже руки не подняла защитить себе лицо, хотя это был самый необходимо-естественный жест в эту минуту, потому что топор был прямо поднят над ее лицом. Она только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица, и медленно протянула ее к нему вперед, как бы отстраняя его. Удар пришелся прямо по черепу, острием, и сразу прорубил всю верхнюю часть лба, почти до темени. Она так и рухнулась”.

Да, о кошмарах тоже следовало бы поговорить. Мне эта тема очень близка. Кошмары мне от природы свойственны.

А Вам – давно ли Вам был показан сон с избиением упавшей клячи? Это был не Ваш сон, от чего он не переставал быть кошмаром для Вас тоже. Сейчас кошмар наяву – в равной степени – принадлежит обоим участникам… соучастникам… Достоевский как будто уступает обоим вам авторские права на этот кошмар. В том кошмаре с убийством заезженной лошадки вы оба были пассивными свидетелями безобразной сцены – в этом кошмаре, который уже наяву (как бы), оба Вы убиваете, и тяжело убиваете. А Вам не нравится, Вы не хотите… Раскольникова заставляет Достоевский, с этим понятно, у них отношения, но Вас-то за что? За то, что читаете и не оторваться. И невозможно выпрыгнуть из кошмара!..

Ловко Вас автор обработал, однако. После этого он может с Вами что хочет предпринимать.

Так и можно было бы назвать при соответствующей доработке эту главу:

КОШМАР НАЯВУ

[22]

Евгения Львовна, Вас беспокоит мое обещание предъявить Вам доказательства в сообщничестве с Раскольниковым… Да, Вы правы, сговора не было и быть не могло, но давайте не по закону – по совести.

Хотя в данном случае с совестью сложновато. Совесть Раскольникова совершенно чиста. Он и убил-то по совести. Можно сказать, из нравственных убеждений. Чтобы исправить погрешность мироустройства. Но давайте не будем играть словами. Убил и убил.

Я обещал Вам умственный эксперимент (а вовсе не следственный, как Вы меня неправильно поняли). Пожалуйста.

Представьте себе ситуацию. У Вас на лестничной площадке живут две соседки в квартире напротив. Однажды их убивает некто – совершает разбой. Убивает топором, грязно – мозги на полу, лужи крови и тому подобное. И все это ради каких-то безделушек, украшений, мелочи какой-то. Одна из них предположительно беременна (хотя и без этого можно – и так достаточно). Ну и вот – а Вы, допустим, выносили мусор во двор, когда убийца выходил из квартиры, Вы видели, кто это, и он Вам знаком – живет на параллельной улице, встречаетесь в овощном магазине. Вопрос: в полицию сообщите?

Нет, даже проще спросим: если к Вам полиция обратится, сообщите ли Вы ей, кто это?

Думаю, да.

Все, кого я опрашивал, говорят: да. Пусть злодей отвечает.

А теперь представьте, что Вы, читатель “Преступления и наказания”, внутри романа живете. И что дело еще не раскрыто. И что у Порфирия Петровича сомнения есть. И что вас он так прямо и спрашивает: Евгения Львовна, сдается мне, Вы можете знать истину, скажите, это Раскольников?

Сомневаюсь, что ответите утвердительно: да!

Кого бы я ни спрашивал из прочитавших роман, выдавать Раскольникова Порфирию Петровичу никто не желает. Вилять начинают. Пытаются уйти от ответа. Говорят: а я тут при чем? Мол, пусть сам ищет. Могут и соврать откровенно.

Но что ж это значит, как не укрывательство!

Вот Вы и сообщник! (Если не вдаваться в тонкости юриспруденции касательно терминологии…)

Но не спорьте, не спорьте, сообщник же – по самоощущению так и есть. А если будете утверждать, что по нашему законодательству уголовная ответственность за несообщение о совершённых тяжких преступлениях предусмотрена не во всех случаях, я Вам назову эти случаи: это когда Вы супруг или близкий родственник преступника. Если так, то конечно – Раскольников и есть почти что родственник наш! Так нам он Достоевским предъявлен!.. Не то чтоб сильно