Два года СВО. Философский дневник крымчанина - Олег Константинович Шевченко

как при создании того или иного нормативного акта, так и в рамках рефлексии этих актов юридическои наукои. В ряде областеи проблема «безопасности» является ведущеи и подчиняющеи себе все остальные вопросы. Очевидно, правы те авторы, которые считают, что безопасность это: «состояние защищенности от возможного нанесения ущерба, способность к сдерживанию или парированию опасных воздеиствии, а также к быстрои компенсации нанесенного ущерба. Безопасность означает сохранение системои стабильности, устоичивости и возможности саморазвития»[78]. Обратим внимание, что решающим понятием во всех определениях является концепт:

состояние защищенности, а значит, о чем-то постоянном, регулярном, имеющем характер системы, направленнои на обеспечение этого состояния. Собственно, именно в русле общемировых трендов и современных теоретических представлении было сформировано определение национальнои безопасности в отечественном правовом поле. Об этом же идет речь и у ведущих юристов коллективного Запада[79]. Разница лишь в технологиях достижения этои цели и организации, которая бы конституировала безопасность, обеспечивала механизмы ее поддержания[80] и пр.

Классическое отечественное определение безопасности за пределами строгои теории права, укоренившееся в социально-гуманитарнои мысли звучит так: «национальная безопасность — это совокупность условии, обеспечивающих суверенитет и защиту стратегических интересов государства, полноценное развитие общества и всех граждан»[81]. Обратим внимание, что в данном определении образование и наука выступают важнеишим фактором обеспечения национальнои безопасности. Ибо они (образование и наука) воздеиствуют на формы организации макросоциальнои системы, ее структурные элементы и тем самым — на основополагающие уровни национальнои безопасности (общество, государство, личность), причем важнеишим является фактор исторического образования[82].

Конечно, наиболее очевидны такие составляющие национальной безопасности, как экономическая[83] и военная[84]безопасность. Но чего стоит армия, вооруженная самой современной техникой, когда у армии, например, нет желания защищать государство, а солдаты имеют право не подчиняться командирам? Трагические события нашей истории в 1917 году дали пример, когда российская армия после указов Керенского о демократических началах управления внутри армейских подразделении, декларации прав солдата и т. п. превратилась в анархическую массу, склонную к дезертирству, мародерству и предательству практически всех пунктов воинской присяги.

Или, например, прекрасно вооруженная армия Франции в 1940 году не захотела воевать… за Францию. Об этом буквально вопиют мемуары непосредственного участника тех событии — Антуана де Сент-Экзюпери, который выводит удивительную дихотомию: Личное мужество и Общественная апатия[85]. В этом же ряду находятся примеры богатеиших стран мира, вооруженные силы которых представляют собои парадокс: великолепная выучка и примитивные вооружения.

Откуда истоки таких перекосов, парадоксов, бинарных оппозиции? Конечно, из-за извращенного понимания реальности. Когда армия кажется важнее среднеи школы, банковскии сектор важнее фундаментальнои науки. А детскии садик и кафедра гуманитарных дисциплин в университете не воспринимаются как основа, фундамент национальнои безопасности. А ведь именно там формируются нормы поведения. Как известно, нормы поведения — это то, что заставляет либо следовать закону, либо бороться против него.

Сложившуюся на средних и низовых управленческих звеньях ситуацию отлично понимают разработчики отечественной стратегии национальной безопасности, уделяя

самое пристальное внимание именно безопасности информационной[86]. Но одно дело — юридический документ, иное дело — его практическая реализация в нормах общественной жизни: от деятельности некоммерческих организации, до моральных установок и качества нравственного чутья. В условиях консциентальной воины[87] именно состояние защищенности, как ключевой атрибут национальной безопасности, лишается всякого смысла. Мы вступили в полосу мобилизационного состояния общества, когда безопасность выступает условным и случайным элементом бытия, а константой, если не сказать онтологией, общественного порядка являются полиморфные угрозы со стороны Западной цивилизации[88].

Это связанно с разрушением бинарной оппозиции «Воина» — «Безопасность». Консциентальные воины исключают смысл «безопасность» из логики развития общества и человека как сколь-нибудь значащий элемент реальности. О такой угрозе и перманентных состояниях диффузии «Воина» и «Безопасность» не раз предупреждали отечественные философы — от П. Я. Чаадаева и Вл. Соловьева до Арсения Гулыги и Александра Зиновьева[89].

Сейчас, в условиях СВО: реиды групп спецназа противника в Курскую, Брянскую и Белгородскую области; налеты БПЛА на Москву, Воронеж, Энгельс; систематические ракетно-дроновые атаки на Крым, не говоря уже об огненной дуге Новороссии. Понятийная обреченность слова «безопасность», трансформируется в общественное состояние «небезопасности» как нормы, в том числе и с юридической точки зрения. А, следовательно, необходимы новые усилия философского и юридического сообщества в трансформации нашего нормативно-правового поля в ситуации выхолащивания смыслов из некогда стабильных юридических терминов и перестройки общества в режиме СВО в новую социальную конфигурацию.

Напрягаться ради Русской мечты? Август 2023.

Многие из нас живут в иных мирах. Многие из нас не хотят жить и создавать наш мир. Многие из нас есть поколение пожирателей чужих миров, где их отрыжкой служит скепсис, нигилизм и тотальное отрицание государства, общества и человека как такового. Причем пожирать чужие миры — не значит их захватывать или покорять. Совсем нет. Достаточно просто жить смыслами чужих миров. Это очень мифологический подход. Но если раньше был, скажем, Быстрый Глаз из рода Белого Орла, который отождествлял себя с орлом и птицами вообще, то сейчас это парень, который тысячами страниц поглощает бесконечные бояр-аниме, саги о попаданцах в иные тела, виртуальную реальность… Или считающие, что там, на Западе или там, в Китае можно жить, а у нас все плохо. Это разные типы пожирателей-бегунков. Телесно они здесь, в России, вокруг нас. Они занимают должности, получают зарплату, их тела выполняют рабочие функции, но ментально, эмоционально, — одним словом, душевно — они жрут и отрыгивают чужие миры и мечты.

Это ключевая, как мне кажется, причина инфантильности молодежи по отношению к СВО, «цыкание через зуб» в адрес государства, армии, общественных движений и Русской мечты как таковой.

Зачем напрягаться? Если есть автор, который покажет, как никчемный, малообразованный человечек в иной вселенной за год становится галактическим императором. Зачем напрягаться? Если добрый 100-летний дядя с фарфоровыми зубами объяснит, что настоящая свобода — это презрение своего государства, и предложит переехать в дивную страну звездно-полосатого флага. Зачем напрягаться? Если, сидя на диванчике, ничего не сделав для общества, ничем не улучшив жизнь своих друзей, не пободавшись с бюрократом ради своей мечты, ты можешь, жуя бутерброд, говорить свою критику в ТУ-лицо могущественного президента или генерала. И да, зачем ходить на СВО, — можно просто поиграть в танчики на диванчике.

Русская идея поиска смысла и национал-фашизм. 21.11.23.[90]

Русская культура — это пространство поиска, смятения и вопрошания. Она не дает готовых ответов. Она требует сомневаться, нравственно страдать и алкать высшей мудрости, сокрушаясь несовершенством человека, перед которым эта мудрость лишь мерцает, но не позволяет обладать собой.