Пушкин и другие флотские. Морские рассказы - Виктор Красильников

Звуковые волны свирепо рвались наружу через поднятые крышки капов и выход из машинной шахты на ботдек. Били и били по затерзанным ушам команды своим техническим адреналином.

Склонный к добровольному помощничанию тут как тут у релингов. От них лучший обзор, вплоть до кормовой барбетки. Наверняка неслучайно теплоход на две части смышлёный поделил. Дескать, я тутось, а папа из лобового иллюминатора бдит.

Наблюдая за переносом бревна, высотой подъёма, Кирюшка беспокойно покачивал головушкой. Подставлял под воображаемую тяжесть лапки с розовыми кожаными ладошками.

Главное – благополучно разминуться с фальшбортом или что от него осталось. Нельзя и по выступающим краям трюмов вдарить. Для этого надо понапряженней, понапряженней, нежней на вира тянуть. Иногда у него, точнее, у негров-лебёдчиков не получалось. Мокрый толстяк начинал раскачиваться, ищя бодливый вариант. Нервы Кирюшки не выдерживали позора. Он приседал, закрывая глазки лапками. Раздавался страшный «Бум!» – Ы-ы-ы! Я так и знал! Топенантами подработать поспешили! Толечко огромное бревно скрывалось в трюме, капитанский бой возвращался на заслуженный передых. Иным разом таковым пожертвует – сбеганёт к папе. – Ты-то как? – узнать. Ох, не напрасно. Александрович от дурной жары втихую прихварывал, тем не менее, считал вкрадчивую боль за пустяки презренные. Подавно, не напрягая никого, ни с кем о том не перемолвился. Даже судовой док был не посвящен в сокрытое мастером. Выходит, один Кирюшка знал и, вроде заботливого сынка, оберегал батю. Эдак деликатно пристроится у его ног, начнёт сочувственно вздыхать. А то потрётся о колени своей симпатной мордочкой и, не мигая, в глаза ему смотрит. «Ты, того, держись. Я с тобою. Отдыхай пока, папочка». И рванёт на четырёх мелькающих точках ревностно службу править в своём обезьяньем понимании. Только к ночи заявится, донельзя умученным шишкарём от напряжной погрузки. Подле папы поиспускает вздохи и прочь под родные южные звёзды. Гораздо ему привычней да теплей тогда спалось. Не однажды пробовал Кирюшка объяснить пагубу холодного дутья кондишэна. И так и сяк в десятках вариантах мимического искусства озноб представит. Александрович лишь тем позабавится. – Славно, братец, посмешил. Куда до тебя нашему Райкину. Вскоре снова стали всей командой «ломать» рейс. И на сей раз на Италию, чтоб довершить удачную сделку англичанина с синьорами падроне[34] брендовых фабричек.

К тому сроку весна ощутимо в Старый свет приспела. Океан и тот подобрел. Небо рассинилось свежей эмалью Хемпел, на круглых бачках которой старинушка – шкипер любовно красил игрушечный пароходик. Скупо выписываемая за границей, являла та эмалька предмет гордости боцманов, досконально понимающих в судовом марафете. Шошин хранил её в почетном углу малярки, решив пустить в дело за пару суток до двинских берегов. Не грех и по чуточке в бакалейные стекляшки корешам отлить. А те их в купе с отоваркой по домам разнесут. Рамы, подоконники ярчайше освежат на тоскливую зависть соседей. Ибо на всё приличное в родной стране дефицит. Выходит, жили по установке: «Перебьётесь спроста дорогие советские граждане». Из-за подвижек календаря средь белозерских что-то начало подспудно происходить. На виртуальные ветви душ слетелись птички-мысли и давай щебетать о воистину выстраданном отпуске. Даже Кирилушке замечталось ещёжды о личном счастье. Пробным шаром обозначился прежними кругами-намёками возле Кати. Куртуазно-убедительно сотворил лапы бочечкой и, сколь получалось, ростика себе прибавлял. Тщетно. Никакой взаимности!

Вместо страданий на паласе, принялся запивать новый сердечный облом сладким густым флотским компотом. Разумеется, его-то разобидно мало давалось. Нет бы как пожарникам для огнеборства воды и пены. А каким-то от жара отвергнутой любови. До чего возмутительная, однакось, ММФ норма: в день по кружке! Ы-ы! Обаятельный проказник удумал заняться незаметными эксами. Доскональное знание уставного распорядка исключало целиком вероятие засыпаться. И надо-то на всё про всё улучить строго отведённую минуточку. Ту самую, когдашки Катерина накроет в кают-компании столы, притащит горячие супницы, расставит наполненные кружки и айда обегать каюты комсостава. Ещё бы при этом стрелки на часах истолковывать. Но в той форе одним криминальщикам нуждишка. Наш пробовщик полагался лишь на себя. И без наводок много нужных подробностей знал. Даже кто, какое там креслице занимает.

Первый раз до того чисто сработал! От каждой кружки, окромя папиной, чуть-чуть пригубил и в отрыв через двери портомойки. Попробуйте, подкопайтесь, чем был занят секундой назад.

Весьма довольным, к отбытию сияющего всегдашним дендизмом папы вернулся как ни в чём не бывало. С порога изобразил: «Где справедливость на свете? Жди, пожди, раз бедная ты обезьянка».

И надо ж так замешкаться, исполняя смачный дубль прошлой вылазки. Подвело обилие чернослива в кружке первого помощника. Небезосновательно полагая, что за моральный ущерб можно и добрать, Кирюшка снова запустил в неё палец. Не в силах отказать себе и в сливке покрупнее, попался на глаза изумлённой Кате.

– Ой, мамочки! Да что ж это такое?!

Объясняться, поднять скандал ахти неподходяще. Ей что – все кружки выливать? Где ж компота шеф напасёт? Да и как-то жаль мелкого своего симпатизанта. А ему застуканному оправдаться «Ы-ы», так вовсе не светит.

В полном неведении отобедавшие комсоставовцы подались с ленцой прикимарить. Лишь вторые – собачники, отбыли на вахту. Четвёртый механичек с третьим штурманцом опоздавшими мальчишками заскочили, заметали – и нет их.

Наскоро помыв посуду, Катерина направилась к боцману за советом. Фёдрыч – мужик умнейший. Скажет здравое, как отрежет.

Тук-тук-тук и изложила остолбинительный(!) случай.

– Ё-ё, – протянул Шошин, – в историю ты вляпалась. Никому боле не рассказывай. Самой боком выйдет.

– Вдругаря снова компотничать повадится?

– Не думаю. Партизан из него, как у деда мого…

Успокоенная Катя той доходчивой логикой прониклась. Да сорочья женская суть не удержит горячей новости. Под честное слово: «никомушеньки» опрометчиво доверила её дневальной Ленке. Стало быть, пиши: «пропала тайна». Обнародованная в тот же день, многих сумела посмешить.

Нашлись и брезгливые, яких едва не вырвало. Помпа, пользуясь моментом, восклицал заварушным смутьяном с опозоренного подобными же горлопанами броненосца:

– Доколе терпеть?!..

Выручил Кирюшку всё тот же Шошин. Враки, де, бабьи придумки со скуки подхваченные. Ежель хотите доподлинности, дак вами обосранный без пардона бичевал при мне под полубаком. Без пяти двенадцать мы оттуда к обеду двинули.

По арифметике-то прикиньте, сами вы гоги-магоги.

За базар отвечавшие брались подтвердить несколько матросов. Средь них особо отличимый Анатолий Кузнецов, лучше всех стоявши на руле. Сам из себя бравый, несколько похожий на Ястребцева своей подтянутостью, исправностью и каким-никаким доступным матросу форсом.

Научение Кирюшки танцу «яблочко», жеста порвания тельника, не без основания приписывали ему. Заглазно называли Анатолия «кильский рулевой» по причине