6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

Девочка нерешительно входит, улыбается, тянется к горящей печке и начинает отогревать свои красные, зазябшие руки.

На вид ей лет 6–7. Ноги в рваных громадных башмаках, чулок нет, кожа на ногах сильно покраснела. Хорошенькая, белокурая головка совсем не гармонирует с кучей грязных лохмотьев, которыми покрыто ее тело.

– Замерзла, девочка?

– Зимно…

– Как тебя зовут?

– Маринка.

– А сколько тебе лет?

– Не знаю.

– Где же ты живешь?

– Там, – и девочка показала рукой в направлении сожженной деревни внизу, под горой.

Н. А. Тиличеев принес свою теплую рубаху и теплые чулки, и мы втроем с моим денщиком стали обряжать Маринку в новый костюм. Рукава у рубахи подрезали, и из нее получились для девочки целое платье. Чулки оказались, конечно, несколько велики, но тем не менее этой обновкой Маринка осталась очень довольна. Во всяком случае, ее ноги не будут больше мерзнуть.

Маринка с аппетитом голодного волчонка уплетает батарейные щи и кашу, закусывая ржаным хлебом. Все это кажется ей необыкновенно вкусным.

Долго в этот день сидела у нас девочка – не хотелось ей идти из теплой землянки в неприветливый и холодный шалаш из пихтовых веток. Она пила чай, с наслаждением сосала сахар, но всему бывает конец: надо идти домой, а то мать будет сердиться, и Маринка в обновках, нагруженная половиной каравая хлеба, банкой мясных консервов и плиткой шоколада, довольная, веселая, отправилась к матери.

– Приходи завтра, Маринка.

Она ничего не отвечает, только улыбается.

На следующий день Маринка много смелее входит в землянку. Мы уже старые знакомые, и она нас больше не боится. Смело тянет табуретку к печке и, потягиваясь, греется. Маринка разговаривает мало, зато много ест, и с большим удовольствием. Видимо, долго голодала девочка. Вечером она опять уходит и уносит с собой полкаравая хлеба, банку консервов и шоколад.

Маринка стала нашей ежедневной гостьей и совершенно перестала стесняться. Кто тебя будет кормить, когда мы уйдем отсюда, бедная девочка?

* * *

Под крепостью Перемышль полная тишина. Лишь изредка доносится эхо от разрыва тяжелого крепостного снаряда, должно быть, от скуки выпущенного каким-нибудь австрийским лейтенантом, и снова все тихо.

Да и кому придет охота вылезать из теплой, уютной землянки в такую гнилую, темную погоду, когда на десять шагов от тебя ничего уже не видно. Туман окутал своим молочно-белым саваном всю природу. Мелкой садится пылью на сукно шинелей и постепенно насыщает его холодной, противной влагой. Туман как будто даже проникает в поры кожи рук и лица, заставляет их краснеть и мерзнуть, сковывает пальцы, проникает через одежду и леденит тело.

Только ночью оживают окопы: страшно – враг подойдет, не успеешь и крикнуть.

От бесчисленных белых ракет, рвущихся в воздухе над линиями противника, стоит бледный свет петербургской белой ночи.

У нас нет ракет, да и нужды особой в них не ощущается: австрийцы вполне достаточно освещают и себя, и нас. У нас всю ночь только гудят телефоны:

– Кармоница… Кармоница…

– Кармоница слушает.

– Высота триста семьдесят четыре.

– Высота слушает, что угодно?

– Да ничего, как у вас там?

– Благодарим, все хорошо. А у вас?

– У нас тоже.

Это все дежурные телефонисты переговариваются, чтобы рассеять сон. Возьмешь в руки телефонную трубку, приложишь к уху и слушаешь солдатские разговоры. Все узнаешь, все новости: «Солдатский вестник» действует.

* * *

Гелиха… Высота, господствующая над всеми позициями. Она сильно укреплена: ряды колючей перепутанной проволоки образуют по склонам высоты целые поля, постепенно спускаясь вниз, окружают ее широким поясом. Между проволокой в изобилии рассыпаны острые шипы с тремя концами. Густые засеки из поваленных деревьев закрывают выходы из проволоки. Заложены ряды фугасов, которые будут взорваны при первой попытке атаки на высоту и разорвут, и разбросают далеко в стороны окровавленные куски тел атакующих. Гнезда крупных крепостных пулеметов размещены всюду на склонах и маскированы так, что сразу их не увидишь. Сметут все, что не удержит проволока и засеки, и, наконец, целый ряд гаубичных батарей разных калибров, прикрытых земляными валами.

– Извещаю вас, что в очень скором времени предполагается штурм Гелихи. Ваша батарея будет сопровождать пехоту в ее наступлении и атаке. Озаботьтесь заранее выяснением всех могущих возникнуть вопросов и устранением препятствий при наступлении. Генерал N.

Гелиху от нас отделяет широкая полоса крупного леса, над которым вдали высится ее вершина. Нашей пехоте придется с боем пройти через лес, прежде чем она подойдет к Гелихе.

Командир l-ro полка дает мне двенадцать человек разведчиков. К ним присоединяю пять своих и прапорщика Тиличеева, всегда неотступно и всюду сопровождающего меня, и с этой командой отправляюсь на рекогносцировку пути и возможных при наступлении позиций.

Мы продвигаемся вперед цепью, которой руководит старший разведчик. Идем осторожно, без разговоров, внимательно всматриваясь вперед и в стороны. Двигаемся медленно, осматриваем дорогу, намечая объезды.

Большая поляна в лесу, покрытая кустами: удобное место для открытия огня на картечь – единственный возможный способ поддержки пехоты в лесу. Я увлекаюсь своей работой, люди осмелели, сбиваются в кучки, начались вполголоса разговоры. Все тихо кругом, никаких следов неприятеля пока нет. Мы проходим поляну, вступаем опять в высокий лес и сразу замираем: сильный треск и шум от бегущих ног нескольких десятков людей. Мы неожиданно наткнулись на австрийский полевой караул. Шум затих, раздались ружейные залпы, направленные в нашу сторону, но наугад, и пули целыми роями засвистели мимо нас куда-то вправо.

– Ваше высокоблагородие, надо уходить: они сейчас нас ловить будут, как только к ним подойдет подмога.

Благоразумный совет старшего разведчика надо было исполнить, и, не окончив рекогносцировки, мы повернули обратно. Ружейные залпы австрийцев прекратились, и мы ускорили шаг. Вернулись мы без потерь, и то слава богу.

Почему австрийцы не перестреляли нас, вместо того, чтобы от нас убегать? Их было больше, чем нас, и мы подходили тихо, не подозревая их близкого присутствия. Австрийцы не могли заранее нас не видеть.

Атака Гелихи была отменена по настоянию генерала Гандурина как затея, в данное время совершенно невыполнимая.

* * *

Наша пехота продвинулась вперед и заняла последние высоты перед укрепленными линиями противника. Батарею тоже надо переставить ближе к пехоте, и с этой целью я еду на рекогносцировку новой позиции.

Мы поднимаемся на высоту, покрытую крупным лесом. Подъем довольно крутой, но наши верховые лошади берут его свободно. Мы достигаем вершины, и перед нами открывается большая лесная поляна с пологим скатом в сторону противника. Эта поляна, закрытая со всех сторон верхушками старых, громадных пихт, появилась настоящим сюрпризом. Какой громадный обстрел!