Заветная тайна Крота Фердинанда - Микаэль Брюн-Арно

хозяин книжного магазина и снова вспомнил книгу Филина Марселена. — Словно бы каждый раз, когда он нуждался в обществе, каждый раз, когда ему хотелось испытать немного любви, болезнь возвращала ему воспоминания о той, которую он так любил, и это давало ему надежду. Думаю, в этом есть смысл, — сказал он, откусывая кусочек хрустящего печенья. — Таким образом разум находит выход из безвыходного положения, словно нанося целебную мазь на рану, словно накладывая варенье на бутерброд.

— Или бальзам на сердце, — поддержала его курица, придвигая к лису блюдо с печеньем.

— Да-да, бальзам на сердце. Элизабет, окажите любезность, расскажите мне, что произошло тридцать лет назад, когда Фердинанд впервые оказался здесь? Вы знаете, что случилось с Мирой, от чего она умерла?

— Ах, это относится к тому, о чём я хотела бы забыть, но, увы, я знаю всю их историю, и она поистине трагична. Оказавшись здесь, Фердинанд сначала говорил лишь отрывочные фразы. Но однажды ночью эти фразы превратились в рассказ. Он согласился поделиться им с нами тридцать лет назад, на одном из литературных вечеров, — рассказывала курица, потягивая свой чай. — Он был о том, как в один прекрасный день я нашла на берегу реки крота, совсем маленького, ростом не выше трёх яблок, если поставить их одно на другое. И о том, как этот крот, несмотря на переживаемую им настоящую трагедию, стал моим другом.

Огонь в кирпичном камине разгорался всё ярче.

* * *

Одним прекрасным августовским утром Элизабет развешивала бельё, и вдруг её внимание привлекло что-то непонятное — какой-то предмет, которому, как ей показалось, было совершенно не место на берегу реки. Представьте себе удивление курицы, когда она обнаружила лежавшего без сознания крота, а рядом с ним — скорлупу огромного ореха! Придя в себя от потрясения, Элизабет сообразила, что он потерпел кораблекрушение и нуждается в срочной помощи.

В то утро Эдгар взялся помочь хозяйке готовить завтрак для постояльцев, а сама Элизабет ухаживала за кротом. Спустя несколько часов он пришёл в себя и тут же спросил, где он находится, и не выбросило ли на берег ещё одного крота — на что курица ответила, что нашла только его. После этого крот не произнёс ни слова.

Всё так же молча он попытался встать, надеть свою грязную изорванную одежду и как можно скорее убежать из пансиона, но ему помешал ужасный кашель, буквально разрывавший его лёгкие. После того как Элизабет заставила его выпить несколько чашек настоя из лекарственных трав с мёдом и кашель исчез, крот разговорился. Он заявил, что хочет уйти.

— Я не думаю, что могу злоупотреблять вашим великодушным гостеприимством, — сказал он курице, стоя в дверях, — и не представляю себе, как и когда я смогу отблагодарить вас.

— Уверена, вы поступили бы точно так же, если бы нашли меня лежащей без чувств на вашем пляже, — ответила Элизабет, протягивая ему корзинку с едой. — Вот, возьмите, как-нибудь потом занесёте.

— Да, я обязательно верну корзинку и найду способ выразить вам свою признательность.

— Мой пансион носит название «Приют мастеров пера», и я убеждена, что в этих стенах появляются на свет замечательные рассказы. Если хотите отблагодарить меня, предлагаю вам просто приехать сюда и рассказать нам свою историю, какой бы ужасной она ни была. Вы согласны?

— Обещаю, — ответил крот, взял корзинку и ушёл.

Фердинанд выполнил своё обещание. Впрочем, Элизабет, не уверенная в том, вернётся ли он на самом деле, провела много ночей без сна. В результате чего за две недели не снесла ни одного яйца, и ей даже пришлось покупать три десятка яиц на рынке в Камушках. День за днём она занимала себя бесконечной работой, чтобы забыть о своей тревоге. Надо было заниматься огородом, покупать саженцы деревьев и цветов, чтобы привести в порядок сад — забот у курицы всегда хватало. Но наступал вечер, пора было ложиться спать, и Элизабет понимала, что ничего не изменилось: она по-прежнему думала о Фердинанде и вспоминала, как он стоял на пороге «Приюта» с корзинкой в лапе, глядел на неё сухими, без слёз, глазами и обещал ей когда-нибудь вернуться.

— Вы всё ещё думаете о нашем юном Фердинанде? — спросил её однажды Эдгар, когда они, сидя у камина, играли в шашки, и лебедь всячески пытался сделать так, чтобы она выиграла.

— Хм, гм, — с отсутствующим видом ответила курица и передвинула первую попавшуюся шашку.

Громкий стук в дверь прервал их беседу. Элизабет открыла дверь и увидела Фердинанда — он протянул ей корзинку с вымытой посудой из «Приюта». Когда он вошёл в прихожую и сел в кресло возле двери, Элизабет увидела, что он плачет; он сжимал в лапах сломанные очки и безутешно рыдал.

— Ничего у меня не вышло, — сказал он, всхлипывая, — я побывал везде…

В течение многих дней он не спускался и ел у себя в комнате — курица не стала сдавать её, надеясь, что крот вернётся. Фердинанд спал практически круглые сутки. Элизабет поднималась наверх, чтобы разделить с ним ужин, и часто пыталась вызвать его на разговор. Приходил и Эдгар со своими шашками и тоже пробовал поболтать. Так прошло несколько недель, а потом Элизабет решила, что время жалости закончилось, и настала пора что-то менять.

В одно прекрасное утро она взяла несколько листов бумаги, чернильницу и перо из собственного хвоста и, пока Фердинанд спал, раздвинула шторы и разложила всё, что принесла с собой, на секретере, стоявшем перед окном, между двумя кроватями.

— Я понимаю, Фердинанд, что вы не хотите ни о чём разговаривать, знаю, что ваши переживания совершенно ужасны; но ведь вы мне кое-что обещали! Вот, смотрите, тут у вас есть всё, чтобы писать; если вы не способны разговаривать, доверьте свои мысли бумаге. Может быть, так вам будет проще, может быть, и нет; но хотя бы попробуйте! Вы мой должник, вы же мне дали слово, — сказала курица и, не дожидаясь ответа, вышла и закрыла за собой дверь; всё это время Фердинанд молчал и не сводил с неё глаз.

Крот не появился на литературном вечере ни назавтра, ни в следующую пятницу. Однако, в третью пятницу месяца, когда Элизабет уже отчаялась дождаться, Фердинанд вдруг вышел из своей комнаты и присоединился к приглашённым на чтения, сидящим за столом возле огорода под гирляндой лампочек. Он съел несколько бутербродов — два с абрикосовым вареньем и два с черничным — и очень внимательно прослушал