Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– И почему бы в конце концов неандертальцу не быть потомком Адама? – упрямо продолжал я. – Мощный его мозг – первое тому свидетельство! И то, что он потом стал вырождаться, тоже объяснимо. В Библии говорится о Всемирном потопе… Кто знает, возможно, один из ледниковых периодов сменился особенно резким потеплением. И земля оказалась затопленной… И предкам нашим пришлось тогда худо, выжили лишь немногие. Те, кто обитал в горах. А далее следует долгий процесс одичания. И следы этого мы теперь и находим… Ну а затем – по библейской же схеме – человечество возродилось вновь! И вот на авансцену выходят великолепные кроманьонцы.

– Ну ты даешь, – улыбнулся, разглаживая бороду, Антон, – новый теоретик выискался! Скажи мне тогда: почему же возрожденное человечество так долго и трудно шло к прогрессу? Это с божественным-то разумом… а?

– Так ведь сказано: «В поте лица своего…»

– И кстати, по поводу «великолепных кроманьонцев». Ты ими не очень-то обольщайся! Они на авансцену вышли не с цветами, а с ножами и копьями. И были свирепы и безжалостны. И охотились не только на животных, но и на таких же, как они сами, – людей. По существу, друг на друга. – Антон помолчал недолго. И потом задумчиво: – Да… Были темные века. Плодились злые поколения.

– Самые злые плодились в глубинах Азии, – подхватил Гринберг.

– Да почему же именно тут? – сейчас же спросил Антон, и в голосе его прозвучало уже знакомое мне раздражение.

– А потому, что тут заваривалась вся каша, – спокойно сказал Осип. – Тут было теснее всего… Не знаю, где находится прародина человечества, но кочевые цивилизации зародились тут, уж это точно. И отсюда началось когда-то Великое переселение народов. – Он оглянулся. И широко повел рукой: – Вы представьте себе, ребята: дикие всадники… В звериных шкурах, на низких косматых конях… Они проносились с воем и грохотом по травяному плато. Вот по этому самому, где катит сейчас наша машина.

А машина наша катила все дальше. Озерный край остался уже за спиной. И впереди – на востоке – заклубилась ночная синяя мгла.

И низко над древней пастушеской степью повис бледно-желтый осколок луны, похожий на отпечаток конского копыта.

Глава 20

«Страна тайн, парадокса и обещаний»

(продолжение)

Машина катила все дальше на восток. Ночь миновала, и на горизонте опять замаячили горы. И вскоре дорога крутыми зигзагами пошла по тенистым ущельям и альпийским лугам высокогорного Хангайского хребта.

По сторонам дороги попеременно мелькали то стропила новостроек, то старинные монастыри. Монастырей я повидал там немало. Но за отсутствием места и времени описывать их все не буду; расскажу лишь об одном, но зато самом главном, самом интересном, возникшем перед нами на пятый день пути.

На пятый день пути Хангайский аймак кончился. Горы понизились, сгладились – сменились зелеными холмами. Распахнулась тихая ковыльная равнина, перерезанная руслом Орхона. И над берегом реки поднялись и запестрели крыши храмов монастыря Эрдени-Цзу.

А вокруг монастыря раскинулся легендарный Каракорум, столица монгольской империи, построенная когда-то Чингисханом.

Впрочем, Каракорума как такового не было – были груды развалин, занесенные пылью, поросшие диким бурьяном. Так что увидеть этот город я смог лишь в воображении…

Зато Эрдени-Цзу предстал во всем своем реальном великолепии! Однако был он столь ярок и необычен, что показался мне тоже выдуманным, сказочным, словно бы сошедшим со страниц каких-то детских, давних, полузабытых книжек.

Дорога, вильнув, подошла к самым стенам монастыря. И машина здесь замедлила ход. И я на какое-то мгновение услышал, как звенят серебряные колокольчики, подвешенные под карнизами изогнутых многоярусных крыш. Звон этот был нежен, чист, переливчат; казалось, где-то течет ручеек. А может, это я услышал, как течет само время? Ведь так же точно, как сейчас, колокольчики храмов раскачивались и вчера, и много веков назад. И они будут звенеть еще долго после меня, после всех нас…

– Нравится? – тихо спросил меня Гринберг.

– Еще бы! – отозвался я. – Очень! Надо бы заглянуть туда…

– Если хочешь, сходим.

– Когда?

– Да вот остановимся, отдохнем, поужинаем, ну и потом…

– Но потом будет поздно. Скоро ведь вечер!

– Ничего, – усмехнулся Осип, – меня в монастыре знают.

В этот момент грузовичок наш взвыл и рванулся, забирая влево, в степь. И, ухватившись за борт, я спросил:

– А куда ж мы теперь?

– В Хара-Хорин, – ответил Осип.

– Что? – не понял я. – Как ты сказал?

– Ну, Хара-Хорин – это новый, строящийся город, – пояснил Осип. – И название ему дали хитрое. Вроде бы похожее на имя ханской столицы, а вроде бы и нет…

– Где же он, этот город?

– А вон, – протянул руку Антон. – Гляди! – И указал на темнеющие неподалеку очертания двух низких бараков. – Стройка только еще начинается. И пока имеется всего два здания: столовая да гостиница. Но нам-то ведь большего и не надо!

Поздно вечером, когда ребята уже улеглись, мы с Гринбергом тихо выбрались из гостиницы и пошли в полумраке, в лунном дыму к темнеющей неподалеку громаде монастыря.

– А остальные что же, – поинтересовался я, – не хотят? Или ты с ними не хочешь?..

– Да понимаешь ли, – проговорил он, – им это ни к чему. Серега – ты сам видишь какой… У него есть лишь один критерий: партийный. Митьке, шоферу, вообще на все наплевать… Ну а Антошка, тот просто бы стал нам мешать! Он же скептик, рационалист. Да и спорщик ужасный… С ним тяжело ходить по священным местам, по таким вот музеям.

– Музеям? – повторил я вопросительно.

– Ну да. Здесь теперь музей! После контрреволюционного ламского восстания монгольские власти прикрыли почти все монастыри.

– Давно это было?

– В начале тридцатых годов. Мятеж вспыхнул в хангайских монастырях и охватил затем всю страну. Его с трудом подавили, и это в какой-то мере понятно. Ведь в ту пору в Монголии насчитывалось что-то около ста тысяч лам.

– Н-да, – кивнул я, – приличное войско…

– И сражались ламы яростно. Но все-таки не устояли. А потом, как водится, начался террор. Ну, ты сам, я думаю, знаешь, что это такое! Однако монахов все-таки истребили не всех. – Осип проговорил это медленно, внятно. И в голосе его прозвучала нотка удовлетворения. – Да, не всех, – повторил он. – Некоторые попрятались, некоторые ушли за рубеж, в Тибет, в Гималаи. А кое-кого власти все же пощадили, не тронули… Вот в этом монастыре, к примеру, осталось двое лам. И один из них – Дамдин – мой хороший приятель. О, это настоящий монгольский интеллигент! Как раз перед самым