Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Судьи согласились с доводами защиты и отпустили Констанс под залог в 200 фунтов, взяв с нее слово явиться, если ее вновь вызовут. «Решение суда, — писал один из репортеров, — было встречено громогласными рукоплесканиями»[257].

Уичер не видел смысла оставаться в Уилтшире и вернулся в Лондон. Впрочем, нападки на его репутацию не утихали. «„Пусть лучше 99 виновных избегут заслуженного наказания, чем один невиновный пострадает“, — превосходный принцип, — важно рассуждала одна уилтширская газета, — однако мистер Уичер, похоже, склонен полагать иначе: пусть лучше пострадают 99 невиновных, чем один виновный избежит кары». The Portsmouth Times and Naval Gazette издевательски замечала:

Дело, каким его представил мистер инспектор Уичер, тут же совершенно развалилось. Пропавшая ночная рубашка… и какие-то пустяковые детские слухи, распространяемые школьною подружкою, — все это в буквальном смысле ничего не доказывает, а ведь именно на эти ценные улики полагался инспектор, выводя арестованную им девушку на суд по страшному обвинению в убийстве.

Газета The Frome Times, где явно не очень-то любили Уичера, воспользовалась его неудачей, чтобы одним махом очернить всех детективов. «Что касается того пути, коим шло расследование, предпринятое сим „детективом“, — довольно надменно писала она, — мы не можем воздержаться от замечания, что пройдет еще много времени, прежде чем в этой части страны снова станут терпеливо сносить присутствие детективов». Газеты по всей Британии подхватили эти настроения[258].

15 августа, в среду, на заседании палаты общин один член парламента не преминул облить имя Уичера грязью и предложил устраивать специальный экзамен для кандидатов в полицейские инспектора и суперинтенданты. «Показательным примером умственной неразвитости и недостаточных навыков инспекторов полиции, — писала газета Bell’s Weekly Messenger, пересказывая его выступление, — служит история с Уичером, тем самым, которому поручили расследовать убийство в Роуде. Он арестовал юную даму по обвинению в убийстве лишь из-за того, что она потеряла ночную рубашку»[259].

Впрочем, некоторые газеты встали на защиту инспектора. «То, что мистер Уичер проявил неумеренное рвение, — незначительный проступок в сравнении с теми яростными нападками, которые на него почти единодушно обрушивает наша печать, — отмечала The London Daily News. — От столь массовых и необоснованных атак не должен страдать ни один служитель закона, добросовестно исполняющий свои обязанности»[260].

Но это заступничество не слишком помогло. Тогдашние классовые различия и сословные предрассудки работали против Уичера — равно как обида и зависть сотрудников местной полиции, вынужденных обратиться за помощью к Скотленд-Ярду. Лондонского инспектора воспринимали как докучного чужака, бестактно вмешивающегося в местные дела; к тому же Уичер во время работы в Уилтшире не располагал почти никакими официальными полномочиями. Между тем суперинтендант Фоли и его ребята сами напортачили с расследованием (нашли, а потом потеряли окровавленную сорочку) еще до того, как уилтширцы обратились за помощью к «Ярду». Фоли скрыл эпизод с сорочкой от своего начальства. Этот факт стал достоянием гласности лишь в ноябре, когда один сержант местной полиции все-таки решил сознаться. «Об отыскании этого платья или рубашки, — отмечал Уичер, считавший, что это и была пропавшая ночная рубашка Констанс, — не было сказано ни единого слова ни мне, ни судьям, ни кому бы то ни было…»[261]

Между тем Констанс уехала во Францию, где стала послушницей одного из женских монастырей: она якобы сделалась очень религиозна. Летом 1863 года Констанс вернулась в Англию и поселилась в Доме Святой Марии — «прибежище религиозных дам», находящемся в Брайтоне. Уичер же месяц за месяцем «впадал во все большее уныние». В 1864 году он раньше времени ушел на покой, прослужив в полиции 25 лет. В архивах Скотленд-Ярда сохранился документ о его отставке, причиной которой названы «застойные явления в мозгу». Впрочем, «Официальная энциклопедия Скотленд-Ярда» выражается иначе: «психический срыв»[262].

В апреле 1865 года, через пять лет после этого преступления и через год после отставки Уичера, Констанс призналась в убийстве и даже описала свое злодеяние на бумаге: «Я, Констанс Эмили Кент, действуя одна, без посторонней помощи, в ночь с 29 на 30 июня 1860 года убила в Роуд-Хилл-хаусе, графство Уилтшир, Фрэнсиса Сэвилла Кента. Перед тем как деяние было совершено, никто не знал о моих намерениях, впоследствии же никто не знал о моей вине. Никто не помогал мне ни при совершении преступления, ни в его сокрытии, как и в сокрытии моей вины»[263].

«Констанс Кент достигла славы, способной затмить известия об умиротворении половины планеты, и слава эта, несомненно, не остынет, пока на свете будет звучать английская речь, — писала The Times 27 апреля (рядом, на той же газетной полосе, размещалась новость об убийстве президента Авраама Линкольна). — Перед нами не только исполнительница омерзительного убийства, но и пример для учебников науки о человеческом разуме. Как психологический тип она надолго переживет вульгарное скопище поэтов, философов и историков»[264].

Констанс подробно описала свое преступление для доктора Джона Чарльза Бакнилла, который обследовал ее, чтобы определить, «имеются ли какие-либо основания полагать, что она действовала под влиянием душевной болезни». Бакнилл поделился ужасным рассказом Констанс в ходе процесса над ней, прошедшего в июле 1865 года. По ее словам, в ночь убийства, после того как все в доме заснули, она выскользнула из своей спальни и пробралась вниз, чтобы открыть в гостиной дверь и ставни.

Затем она поднялась в детскую… подняла дитя с кроватки и отнесла вниз, пройдя после этого через гостиную. На ней было ее ночное платье, в гостиной же она надела свои галоши. Держа ребенка на сгибе одной руки, она подняла другой рукой окно гостиной, обогнула дом и вошла в клозет. Ребенок, завернутый в одеяло, продолжал спать. Пока ребенок находился в таком положении, она нанесла ему рану в область шеи. По ее словам, она думала, что кровь так и не потечет и что ребенок не убит, поэтому ткнула бритвой в его левый бок, а уже затем, не развертывая одеяла, поместила тело в выгребную яму[265].

Вернувшись в свою спальню, Констанс заметила на ночной рубашке два пятна крови. Она выстирала рубашку; за ночь та высохла, и утром девушка поместила ее обратно в свой шкаф. Этот предмет одежды впоследствии осмотрел суперинтендант Фоли, не обративший внимания на бледные, но все-таки различимые пятна крови, когда он поднял рубашку к свету. Не желая ничего оставлять на волю случая, преступница несколько раз перепрятывала ее в разные места по всему