Последняя капля слезы - Габдулла Мухамедгарифович Тукай

class="poem">

Пережили устрашающую быль.

Вышло солнце из-за туч. Осела пыль.

Подкатил вагон, Создателем храним.

На верёвке что-то тащится за ним.

Что же видят: явь ли это или сон?

Дива в феске за собой влечёт вагон.

Он орёт, злодей проклятый! Рвётся вспять!

Взвоет – почва сотрясается опять.

Весь в крови – как в теле держится душа? –

Кисекбаш катит обочь его, спеша.

Знать, злодея за собой тащил вагон,

Потому-то слишком долго ехал он.

Знать, от воя поднимался тот буран,

Что навеял смертный страх на мусульман!

Ликованье охватило тотчас всех.

Слышат люди Кисекбаша громкий смех.

Вот выходит из вагона Карахмет,

Львиным взором озирает белый свет.

Весь базар Сенной сбегается к нему,

Силачу и великану своему.

Каждый лавочник кричит ему: «Салям!»

Он кивает: «Вагалейкум ассалям!»

Каждый счастлив и от чувств спешит опять

Карахмета, Кисекбаша ли обнять.

Вот выходит из трамвая мальчуган,

Красотою несказанной осиян,

А за ним, в чапан[29] одетая, на свет

Вышла та, кого красивей в мире нет.

Неожиданно случился тут хаджи:

Подмигни он ей и гадость вдруг скажи!

Кисекбаш такого вынести не смог,

Шутника благочестивого пресёк.

Извиняется хаджи: «Мне, право, жаль!»

Замутила очи слёзная печаль.

Вот ишан идёт – в руках его камча,

Излечил он Кисекбаша, бормоча.

Кисекбаша сделал юношей мудрец:

Руки, ноги – всё на месте наконец.

Увидали это чудо наяву –

Преклонили перед Господом главу.

Где же Див? Не отыскать его нигде,

Он огнём унёсся к Новой слободе.

Кисекбаш, что воскрешён был мудрецом,

Преуспел и стал, естественно, купцом.

А за то, что головой не дорожил,

Что народу верой-правдой послужил,

Золотые получил часы силач,

Вот цепочки не сыскали, хоть ты плачь!

Фагилятун, фагилятун, фагилят!

До чего ж Сенной базар сегодня рад!

Добрые вести

Капля вешнего дождя у другой спросила

(Непонятно мне, всерьёз или пошутила):

«Ты скажи, зачем с небес падаем, как стрелы,

И шлёп-шлёп стучим в окно весело и смело?»

И подружка на вопрос так ей отвечает:

«В этом доме беднякам хлеба не хватает.

Мы с тобою им несём вести доброй ношу:

Ржи созреет урожай осенью хороший».

Таз

(Из уст деревенского мальчика)

Был в медресе плешивый мальчик Таз.

Шалун, он выделялся среди нас.

В огромной шапке заскорузлой лоб

И голову скрывал он круглый год.

Сорвут, бывало, шапку иногда,

«Глянь, солнце вышло!» – все кричат тогда.

Мы были в это время мал-мала,

Тринадцать было старшему едва.

Таз был за главного, играем раз

И думаем, никто не видит нас.

Увы! За нами подсмотрел казый[30],

Не обошлось, как было в те разы.

Веселье наше нам укоротил,

Привлёк и к наказанью присудил.

Мы на колени бросились пред ним,

Путей к спасенью ищем и дрожим.

«Казый-абзый! Прости, помилуй нас,

На шалости нас подбивает Таз».

«Ах, Таз! Давай сюда, который Таз?

Почешем голову ему сейчас!»

Приводят Таза. Не дыша стоим,

Несчастием подавлены одним.

Велит казый: «Ложись, плешивый чёрт!

Никто от наказанья не уйдёт!»

Ругаясь, попрекая нас, взмахнул

И Таза ивовым прутом стегнул.

Раз и второй, однако что-то тут

Не так: не свистнет и не взвизгнет прут.

Обман какой-то: не шипенья звук,

Но непонятный, странно твёрдый стук.

Что там у Таза под камзолом есть?

Не обошлось без шуток Таза здесь.

Когда узнать желаешь, как схитрил

Плутишка Таз, рисунок посмотри.

Смеялся шутке от души казый,

И гнев на милость обратил абзый.

Так спас от наказанья нас Таз-плут,

Никто из нас тогда не лёг под прут.

Водяная

(Со слов деревенского мальчика)

I

Лето. В жаркую погоду любо в озере играть:

Брызгаться, нырять, плескаться, плавать, воду лбом бодать!

Так резвился больше часа – нипочём теперь жара!

Но из озера, однако, вылезать пришла пора.

Натянул штаны, рубашку: весь продрогший – хоть пляши!

Что-то боязно мне стало – нет ведь рядом ни души.

Я домой уже собрался, оглянулся на мостки,

Глядь – там ведьма Водяная ноги свесила с доски!

Золотым блестящим гребнем над зеркальною водой

Космы ведьма продирает, прядью тешится седой.

За деревьями густыми, что росли на берегу,

Я укрылся, зубы стиснул: и вздохнуть-то не могу.

Причесалось чудо-юдо и в мгновение одно

В озеро – бултых! – нырнуло и ушло к себе на дно.

Тут уж я собрался с духом, вышел из листвы густой…

На мостках, забытый ведьмой, блещет гребень золотой!

Что ж, не зря кругом безлюдно: не зевай да не робей!

Гребень взял – давай бог ноги! – припустил в село скорей.

Ничего вокруг не вижу и бегу я,