Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт

устранён.) Один из бостонских инвестиционных фондов написал в The Wall Street Journal : «Спокойствие всем! Спокойствие необходимо. Прислушайтесь к словам величайших банкиров Америки». Единственная диссонансная нота, хотя и весьма предвещающая, осталась незамеченной. Выступая в Поукипси, губернатор Франклин Д. Рузвельт раскритиковал «спекулятивную лихорадку».

В воскресенье звучали проповеди, в которых говорилось о том, что на Республику обрушилась определённая мера божественного возмездия, и что оно было не совсем незаслуженным. Люди утратили духовные ценности в своей однобокой погоне за богатством. Теперь они получили урок.

Почти все были уверены, что небесные баталии закончились и теперь можно возобновить спекуляции всерьез. Газеты пестрели прогнозами о рыночных перспективах на следующую неделю.

Было решено, что акции снова подешевели, и, соответственно, ожидается большой ажиотаж вокруг покупок. Многочисленные сообщения от брокерских домов, некоторые из которых, возможно, были надуманными, говорили о невероятном объёме заказов на покупку, накапливавшихся в преддверии открытия рынка. В согласованной рекламной кампании в понедельничных газетах фондовые компании призывали к скорейшему использованию этих выгодных предложений. «Мы считаем, — заявила одна из компаний, — что инвестор, который покупает ценные бумаги в настоящее время с разборчивостью, всегда являющейся условием разумного инвестирования, может делать это с полной уверенностью». В понедельник началась настоящая катастрофа.

ГЛАВА VI

Все становится серьезнее

Осенью 1929 года Нью-Йоркской фондовой бирже, примерно в её нынешнем составе, исполнилось 112 лет. За это время она пережила немало трудных дней. 18 сентября 1873 года фирма «Джей Кук и компания» обанкротилась, и, как более или менее прямое следствие, в течение следующих нескольких недель обанкротились пятьдесят семь других биржевых компаний. 23 октября 1907 года в разгар паники того года процентные ставки по кредитам онколь достигли 125 процентов. 16 сентября 1920 года — осенние месяцы на Уолл-стрит — взорвалась бомба перед соседним магазином Моргана, в результате чего погибло тридцать человек и ещё сто получили ранения.

Общей чертой всех этих ранних бед было то, что, раз случившись, они уже позади. Худшее было вполне объяснимо. Особенностью великого краха 1929 года было то, что худшее продолжало ухудшаться. То, что однажды казалось концом, на следующий день оказалось лишь началом. Ничто не могло быть задумано более изобретательно, чтобы максимизировать страдания и одновременно гарантировать, что как можно меньше людей избегут общей беды. Удачливый спекулянт, у которого были средства, чтобы ответить на первый маржинальный колл, вскоре получил другой, столь же срочный, и если он его получит, то ещё один. В конце концов, все деньги у него были вытянуты, и он их потерял. Человек с умными деньгами, который благополучно вышел с рынка, когда наступил первый крах, естественно, вернулся, чтобы купить выгодные предложения. (24 октября было не только продано 12 894 650 акций, но и куплено ровно столько же.) Затем выгодные предложения потерпели катастрофическое падение. Даже тот, кто выждал весь октябрь и весь ноябрь, увидел, как объём торгов вернулся к норме, а Уолл-стрит стала спокойной, как рынок овощей и фруктов, а затем купил обыкновенные акции, за следующие двадцать четыре месяца увидел, как их стоимость упала до трети или четверти от покупной цены. Бычий рынок Кулиджа был поразительным явлением. Безжалостность его ликвидации была по-своему столь же поразительной.

II

Понедельник, 28 октября, стал первым днём, когда этот бесконечный цикл кульминации и спада начал проявлять себя. Это был ещё один ужасный день. Объём торгов был огромным, хотя и ниже, чем в предыдущий четверг — девять с четвертью миллиона акций по сравнению с почти тринадцатью. Но потери были гораздо серьёзнее. Промышленные акции Times упали на 49 пунктов за день. General Electric упали на 48; Westinghouse — на 34; Tel и Tel — на 34. Steel упали на 18 пунктов. Более того, падение в этот день было сильнее, чем за всю предыдущую неделю паники. И снова запоздалый тикер оставил всех в неведении относительно происходящего, кроме того, что всё было плохо.

В этот день восстановления не наблюдалось. В час десять Чарльз Э. Митчелл вошел в Morgan's, и новостная лента запела волшебное слово. Сталь подскочила и выросла со 194 до 198. Но Ричард Уитни не материализовался. В свете появившейся позже информации о том, что Митчелл готовился к размещению личного займа, это кажется вероятным. Рынок снова ослаб, и за последний час феноменальное количество акций – три миллиона – перешло из рук в руки по стремительно падающим ценам.

В четыре тридцать дня банкиры снова собрались в «Моргане» и продолжали заседание до шести тридцати. Их философский настрой был охарактеризован, и они сообщили прессе, что ситуация «сохраняет обнадеживающие черты», хотя и не уточнили, какие именно. Однако заявление, опубликованное ими после встречи, прояснило, о чём шла речь в течение двух часов. В заявлении говорилось, что банкиры не стремились поддерживать какой-либо определённый уровень цен или защищать чью-либо прибыль. Целью, скорее, было создание упорядоченного рынка, на котором предложения будут встречаться предложениями по определённой цене. Банкиров беспокоило лишь то, чтобы не возникали «воздушные дыры», как их окрестил мистер Ламонт.

Как и многие менее влиятельные люди, мистер Ламонт и его коллеги внезапно обнаружили, что взяли на себя слишком много обязательств на падающем рынке. Пришло время не выполнять обещания. Поддержка, будь то организованная или нет, не могла справиться с непреодолимым, патологическим желанием продать. Участники встречи обсудили, как отказаться от обязательств по поддержке рынка, не усиливая общественного возмущения.

Найденная формула оказалась пугающей. В четверг Уитни поддерживал цены и защищал прибыль — то есть ограничивал убытки. Именно этого люди и хотели. Для человека, державшего акции с маржой, катастрофа имела только одно лицо — падение цен. Но теперь ценам позволили упасть. Единственным утешением спекулянта отныне было то, что его крах будет завершён упорядоченным и подобающим образом.

В то время не было никаких взаимных обвинений. Наша политическая жизнь склонна к крайностям в словах; человек, одарённый в искусстве злоупотреблений, обязательно станет заметной, если не всегда великой фигурой. В бизнесе всё иначе. Здесь мы удивительно мягки и снисходительны. Даже нелепые заявления или оправдания обычно принимаются, по крайней мере, для всех общественных целей, за чистую монету. Вечером 28-го никто больше не мог чувствовать себя «спокойно, зная, что самые могущественные банки готовы предотвратить повторение» паники. Рынок вновь заявил о себе как о безличной силе, неподвластной никому, и, хотя так и должно быть на рынках, это было ужасно. Но никто не критиковал банкиров за то, что они подвели народ. Ходили даже разговоры о том, что на следующий