Кино для чайников - Алексей Андреевич Гравицкий

в-третьих, доверять нанятым профессионалам и не лезть в их работу со своим мнением. Сомневаюсь, что хоть один продюсер в России начал бы комментировать разрез и угол, под которым держит скальпель хирург, вырезающий ему воспалившийся аппендикс. Ни один продюсер не станет рассказывать своему стоматологу, как ему надо лечить зуб. Ни один продюсер, пришедший за консультацией к психологу, не станет рассказывать, как его надо консультировать. При этом мне в моей практике попадалось множество продюсеров, которые мне – дипломированному психологу – рассказывали про то, как надо поправить характеры моим персонажам с точки зрения психологии. Полагаю, если бы у меня был диплом хирурга и я писал бы про полостные операции, мне бы и там дали совет.

Продюсер учит автора писать, требует от него чаще всего нелепых с точки зрения драматургии правок, лобовых, как в учебнике по сценаристике, решений, рассказывает про зрителя, который не поймет. А потом, когда автор подчиняется, кино выходит и зритель начинает материться, продюсер вспоминает, что это просто толковых авторов в стране нет.

Иногда доходит до маразма. В моей практике была продюсер Маша, которая потом затерялась где-то в дебрях мистического телеканала. Маша приходила на встречу, чтобы обсудить сценарий, с распечаткой из учебника Макки. И начинала прямо при нас, авторах, ковырять сценарий, сверяясь с распечаткой: «У Макки написано, что надо так. А у нас это есть? А где?»

Однажды, когда я уже готов был залезть от этого на потолок без альпинистского снаряжения, Маша сказала, что-де работала она тут с одним автором, который сказал ей: «Первый раз в жизни у меня вместо музы логарифмическая линейка». Маша говорила об этом с гордостью, она восприняла это как комплимент – она была настолько линейкой, что даже не поняла издевки. И с такими продюсерами тоже приходится работать. Потому что других, говоря языком продюсеров, в стране нет. Вернее, есть, конечно, но крайне мало.

А что же авторы? Все очень просто: большинство в какой-то момент выгорает, плюет и начинает писать левой задней. Если продюсер платит деньги за хрень, зачем напрягаться и тратить нервы, зачем писать то, что в итоге все равно превратится в хрень? Иными словами, многие авторы позволяют себе халтурить и тем самым лишь подтверждают продюсерскую тезу.

Меньшая часть таки находит внятных продюсеров и держится за них, но даже в этом случае всегда появится канал или платформа, на которых могут быть свои неадекваты с амбициями и на продюсерских, и на редакторских местах, способные испортить и проект, и нервы.

Ну и еще часть авторов в какой-то момент, чтобы иметь больше веса и возможности для маневра за счет сокращения количества лезущих в их работу людей, идет в продюсеры либо в режиссеры. Кто-то закрепляется и уверенно существует в нескольких профессиях, кто-то, оставаясь неплохим автором, становится посредственным режиссером, кто-то возвращается в свою профессию.

Соблазн уйти в режиссеры у меня в какой-то момент был. Для такой трансформации не хватало только денег или времени, или того и другого. Переход в смежную профессию требовал либо долгого обучения, либо попытки снять за свой счет что-то короткометражное. И тут на горизонте появилась барышня, назвавшая себя продюсером, жаждущая снять документалку про Великую Отечественную войну. Автор документалки написал мне и поинтересовался, не хочу ли я попробовать свои силы.

Документалка казалась мне понятнее, чем остальное. Опыт с Пикулем (и не только с ним) уже был, и тема была интересная. Я, надеясь получить режиссерский опыт, согласился, придушив в себе состоявшегося уже автора, который пару раз попытался поднять голову и чирикнуть, что этот продюсер – не продюсер, а шарлатан.

Забегая вперед, скажу, что автор во мне был прав – продюсер старался казаться, а не быть. На этом проект и умер, не случившись, но до того я успел вложить в него некоторое количество денег и словить некислое количество опыта.

История была о селе под Малоярославцем, события, в ней происходившие, касались зимы сорок первого – сорок второго года. Снимать продюсер придумал летом, в августе, потому что надо было быстро. При этом обещалось, что будет все, даже гонорар.

Мы разложили с автором структуру фильма, прикинули, как раскидать по фильму кадрики, реконструирующие знаковые события фильма, и поехали небольшой группой в село.

Поводы придушить продюсера возникли практически сразу. Помимо старушек – живых свидетелей упоминаемых в фильме событий, – внезапно выяснилось, что интервью для фильма обязательно надо взять у местной администрации и у хозяина находящегося неподалеку пансионата, в котором мы поселились.

– Зачем? – не понял я.

– Надо, – сказали мне, намекая на то, что это благодарность за помощь со съемками.

Я вздохнул, но согласился. В конце концов договоренности уже были достигнуты, и бортануть условных «спонсоров», поставив под угрозу проект, я не мог.

Мы взяли пачку интервью у старушек, взяли бесполезные и совершенно деревянные интервью у представителей администрации и хозяина пансионата. И тут выяснилось, что самую разговорчивую старушку, на историях которой строилась половина сценария, вывезли к младшей дочери в Калугу, потому как о съемках ее никто не предупредил.

В этот момент случилась вторая катастрофа – барышня, называвшаяся продюсером, решила наехать на старшую дочь бабушки, вывалив на нее кучу претензий и рассказав, что у нас тут вообще-то съемки, а они не спросили разрешения на вывоз родственницы. Старшая дочь бабушки закономерно психанула и послала «продюсера», а вместе с ней и всех киношников со всей киноиндустрией в пешее эротическое путешествие.

Рассказывать, как мне пришлось вертеться, чтобы получить возможность хотя бы поговорить со старшей дочерью бабушки, как пришлось крутиться и применять все дипломатические средства и знания психологии, чтобы примириться с ней и выклянчить телефон старушки и ее младшей дочери, живущей в Калуге, не буду – книжки не хватит. Но я победил – интервью мы взяли, правда, в Калугу отправились малой группой, без «продюсера».

Следующая «радость» возникла на этапе съемок реконструкций. По сюжету, напомню, была зима, а на дворе был август. Дом, в котором мы должны были снимать одну историю, оказался малопригодным для съемки, и выкручиваться пришлось с большими сложностями. Немецкого пулеметчика на церковной колокольне в зимней форме в августе, усиленно изображающего, что ему холодно, снимать было чуть легче, и стоило это всего лишь еще одного не особо нужного интервью с местным батюшкой. Самой веселой оказалась история со спаленной школой.

В одном из моментов нашей истории пришедшие в село немцы согнали в школу какое-то количество жителей и подожгли здание. Нужен был кадр, иллюстрирующий сцену, и придумался немецкий автоматчик,