Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

В валлийском же фольклоре существует поверье: человек, который вскоре должен умереть, вдруг слышит шум шагов, напоминающих медленную поступь похоронной процессии, и даже иногда видит такую процессию, но участники ее – не реальные люди, а те же «обитатели холмов» (валлийское – teulu). Таким образом, как можем мы сделать предварительный вывод, явление иного мира всегда осмысляется как послание из будущего, где данное событие уже имело место.

В связи с этим встает вопрос об осмыслении направления движения времени в мире Смерти и мире Жизни. В принципе, формулируя эту проблему иначе, мы можем поставить вопрос о пространственном размещении будущего в ирландской мифопоэтической традиции и/или в традиции фольклорной, что, как нам кажется, не совсем равнозначно.

Пророки и пророчицы видят какие-то элементы будущего, явленного только им в силу их экстраординарных способностей. Примеров здесь можно найти множество, причем, естественно, далеко не только в одной ирландской традиции. Но в целом эффект подобного провидения строится на идее, что будущее расположено где-то в ближнем пространстве, к которому медленно, но неуклонно приближается точка «здесь и сейчас». «Видение» этого будущего, причем видение с точки зрения ирландского компилятора, иногда почти буквальное, расположенное в том же пространстве, но в отдалении (а следовательно – и отдаленно во времени), описано, например, в одной из редакций саги «Похищение быка из Куальнге» (в «Первой редакции»). Так, после рассказа о вырубке леса для прохода войска («Направились к тому лесу воины и мечами прорубили дорогу для своих колесниц. С тех пор и называется это место Слехта (буквально – просека. – Прим. авт.) близ Партрайге Бека, к юго-западу от Кенаннас на Риг») в «Книге Бурой коровы» добавлено:

Другие же считают, что именно там и была встреча Медб с пророчицей Федельм, о чем мы уже рассказывали. И так тогда ответила Федельм Медб, что пришлось вырубать лес. «Посмотри, каким видишь ты мой поход» (mo fhechtas), – сказала Медб. «Трудно мне это, – сказала девушка, – Не удается моему взгляду пройти сквозь лес». «Этому мы поможем, – сказала Медб, – мы вырубим этот лес» (TBC, 1976, с. 10).

Как нам кажется, этот «наивный» хронотопический образ заслуживает дальнейшего самостоятельного анализа, однако сейчас для нас важно, что находящееся в некоем ближнем пространстве будущее доступно для восприятия и интерпретации далеко не каждому человеку, а лишь избранным. Более того, в этой же сцене с пророчицей Федельм говорится, что для того, чтобы увидеть будущее, ей необходимо было прийти в особое экстатическое состояние шаманистского толка (imbas forosnai). Однако сам мир будущего при этом как бы остается неизменным и направление движения времени не нарушается. Вектор приложения силы при этом также остается неизменным и подчиняющимся рациональным законам: из прошлого в будущее через точку «настоящее».

Совершенно иную картину мы видим в традиции фольклорной, в которой вектор направления сигнала оказывается инверсированным: из будущего в настоящее[36]. В эпизоде с бадб, моющей в воде у брода окровавленную сбрую и доспехи обреченных на смерть воинов, этот зрительный образ оказывается доступным всем, подобно тому, как плач банши оказывается доступным для восприятия всеми, даже теми, кому он и не предназначен (вспомним «запасливых торговцев»). То есть, иными словами, плач банши являет собой направленное послание из мира будущего, осмысляемого как иной мир, конвенциональность которого оказывается зашифрованной в достаточно прозрачной символике погребальной обрядности. Валлийские параллели, как нам кажется, делают наш вывод еще более обоснованным. Но при этом встает вопрос: а в каком же направлении тогда движется время в этом «ином мире»? Не в противоположном ли нашему? Признаться, мы не решаемся дать однозначный ответ на этот вопрос…

IV

Банши – вторичная атрибутика

С точки зрения функциональной главная «задача» ирландской банши – оповещать о близкой смерти потомка королей при помощи характерных стонов и рыданий, имитирующих погребальный плач. Однако, как отмечается в книге П. Лайсафт, этим ее манифестации в фольклорной традиции не ограничиваются, причем ряд параллельных сюжетов, формирующих то, что было названо нами «текстом банши», как правило, также довольно ограничен. Сочетание данных вторичных мотивов составляет «вторичную атрибутику» банши, складывающуюся из следующих элементов.

● Одним из второстепенных занятий банши считается стирка белья в реке при помощи валька, удары которого обычно слышны издалека.

● Излюбленным занятием банши является расчесывание волос гребнем.

● Если банши оскорбить, она ударяет обидчика по щеке, от чего на его лице на всю жизнь остается след ее ладони.

● Иногда функцию банши исполняет птица (либо сама она предстает в птичьем облике).

Рассмотрим последовательно данный ряд элементов, составляющих «комплекс банши», и попытаемся выявить соответствующие им параллели.

Отметим в первую очередь, что связь банши с водой ни в коей мере не является, так сказать, первично функциональной: она не может быть названа «водным духом» или «водяной девой» и даже не имеет ничего или почти ничего общего с персонажами типа Лорелеи, главным местом обитания которых является скала над водоворотом, куда они заманивают неосторожных рыбаков. Однако одним из наиболее частотных мест манифестации банши, по фольклорным данным (кроме места возле дома умирающего), оказываются берега рек и озер, а также – колодцы или ручьи. Данное место обитания банши, безусловно, находит достаточно параллелей в мировом фольклоре. Так, в ирландском и шотландском фольклоре, параллельно с фигурой банши, встречается также персонаж, называемый Бан-нихе (ирландское bean nighe, буквально – женщина мытья). Генетически восходя к образу богини войны и смерти, которая моет кровавые доспехи воина (о персонажах данного типа см. в предыдущих главах), она уже не мыслится как вестник смерти, однако безусловно входит в число враждебных человеку существ. Так, тот, кто будет замечен данной «прачкой», как правило, неизбежно будет ею задушен при помощи куска мокрой ткани, которую она моет, если только не успеет пройти между нею и краем воды. В последнем случае сама прачка оказывается вынужденной исполнить три желания человека. Вид данные прачки по обыкновению имеют крайне уродливый, хотя возможны и исключения. В североирландской и шотландской фольклорной традиции прачки считаются женщинами, которые умерли во время родов и тем самым не исполнили свою главную работу – стирать детские пеленки (более детально об этом персонаже смотреть: Spence, 1948, p. 54–55). Аналогичные «прачки у брода» известны и в континентальной традиции, сравним так называемые lavandières de nuit (полночные прачки) французского фольклора.

В том, что касается самой банши, то ее связь с водой также прослеживается достаточно ясно, однако для этого персонажа данный мотив является вторичным. Так, одним из обычных мест обитания банши, когда она не подходит к дому