Запах неотправленных писем. Пробуждение - Ляля Прах

факт. Потому что видит в человеке только проекции собственных заблуждений. Свобода, Иден, в том, чтобы слышать свое дыхание и ощущать собственный пульс. Скажи, ты когда-нибудь наблюдала за тем, как дышишь?

Анна задумалась. В голове сразу всплыли моменты, когда она прислушивалась по ночам к спящему сыну – все ли хорошо, дышит ли. Но вот чтобы слушать, как дышит она сама? Пожалуй, никогда.

– Нет. А для чего, если все это происходит естественно и не нуждается в моем контроле?

Она взглянула сквозь стеклянную стену, разделяющую ее и Кристофера, который был увлечен шариком, скатывающимся по наклонной ложбинке вниз. Он был само внимание, все то, что существовало вокруг, его абсолютно не интересовало. Наверное, это и означает находиться в моменте, подумала Анна.

– Именно то, что мы принимаем за само собой разумеющееся – и есть настоящая жизнь. Дыхание, движение, действие. Все это нуждается в особом контроле. Только наблюдая за своим дыханием, ты в конечном итоге сможешь отделить ложное от истинного. Следи за каждым своим движением – и сможешь увидеть себя без иллюзий. Осознанно совершай каждое действие – и ты станешь хозяйкой своей жизни.

– А как же мысли? Нам всегда говорили о том, как важно следить за своими мыслями.

– Мысли – это обман, Иден. Все, что обдумано и оценено, уже не остается таким, каким пришло в этот мир, оно лишается чистоты. Любая оценка загоняет человека в рамки. Внуши женщине, что она красива – и она вцепится в эту красоту, как в истину, будет ею жить и ею же умирать, любые изменения, неизбежно вносимые временем, начнут сводить ее с ума. Отними у нее эту красоту – и останется пустота. То же и с умом. Как много женщин прячется за интеллектуальным занавесом. Женщин, которым однажды рассказали, что они – не красота. Их оценили… если хочешь, уценили на ярмарке тщеславия, но не забыли нацепить другой ярлык, подчеркнув, что зато те определенно умны. И они воздвигли щит из интеллекта и знаний, прячась за ним, как за стеной, из-за которой никто не увидит их мнимого уродства. Несчастные, не знающие того, что они не являются ни красотой, ни умом, ни деньгами, ни славой, ни авторитетом, ни королями или подданными, ни чинами или профессиями. Они отчаянно цепляются за ярлыки, когда-то повешенные на их выпуклое эго, которое так удобно поймать на удочку самой дешевой из известных манипуляций. И вот толпа уже возносит их к небу, они живут этим и этим упиваются, но когда та же толпа вдруг теряет к ним всякий интерес, избрав для себя нового кумира, им приходит конец, потому что сами они никогда не смотрели на себя своими собственными глазами – они видели себя лишь через призму того, что говорили о них другие. Важно очиститься, Иден, очиститься от любых навязанных мнений, любых присвоенных характеристик, от рассчитанных умниками дат, от знаков зодиака и даже от имени. Надо отказаться от любых опор, разрушить все рамки и ориентиры Все то, чему дано название, несет в себе смерть. Это страшно. Идти в правду всегда страшно, Иден, но только отрекшись от всяких знаний о себе, ты сможешь обрести целостность.

Воспоминания немедленно откинули Анну далеко в прошлое. Она по привычке замерла, устремив взгляд в одну точку. Детство, в котором ей постоянно приходилось слышать критику в свой адрес, выработало в ней иммунитет к плохому отношению и определило спутника ее дальнейшей жизни. Но разве эта жизнь ей по нраву? Разве она теперь живет рядом с домашним тираном, который не дает ей свободно дышать? Мысли одна за другой приходили к Анне, лишая ее покоя. Ей казалось сейчас, что нужно непременно все поменять, вырваться из плена, обрести новые смыслы. Вот только с чего же начать? Ведь она в полной зависимости от мужа. Ни профессии, ни капитала. Ничего, что дало бы ей опору под ногами, чтобы немедленно сбежать. Еще и Кристофер, который связал ее по рукам и ногам. Кажется, Анна впервые испытала досаду от того, что у нее есть ребенок. И сама испугалась этого.

– Иден, ни там, ни там нет ответов на твои вопросы. – Спокойный голос Хелен вернул Анну в реальность. – Прошлое дарит боль, а будущее – надежду. Все это не более чем иллюзия. Мысли о прошлом делают тебя несчастной прямо сейчас, мысли о будущем прямо сейчас взращивают в тебе тревогу. Ты как на казни, где тебя, привязав к лошадям за руки и за ноги, тянут в разные стороны, чтобы непременно убить, разорвав на части. А в это время ты на самом деле сидишь в роскошном ресторане, в дружественной атмосфере, рядом с тобой твой здоровый ребенок, и вот уже несут вкуснейший десерт. Этот момент – вот единственное, что есть у тебя. Этот момент и есть твоя жизнь. Тебе есть за что быть благодарной, Иден. Поблагодари вселенную за свое дыхание. И сосредоточься прямо сейчас на кончике своего носа. Ощути, как ты вдыхаешь и выдыхаешь эту жизнь. Да, вся твоя жизнь – на кончике твоего носа. А ты ищешь ее там, где никогда не окажешься.

Пока официант расставлял блюда с десертами и разливал чай по чашкам, Анна попыталась ощутить это самое дыхание. И в самом деле неожиданно почувствовала… будто дуновение ветерка на самом кончике носа. Мысли немедленно отступили, тело расслабилось, Анна снова оказалась в этом зале, среди зелени, фоновой музыки и ненавязчивого гула разнообразных голосов. Она с удивлением посмотрела на Хелен. Та по-прежнему улыбалась своей пленительной улыбкой.

– С дыхания начинается жизнь, Иден. Ты же видела рождение своего ребенка и должна понимать, о чем я сейчас говорю. Дыхание определяет начало жизни и ее конец. Вот только не многие понимают, что умирают уже тогда, когда перестают помнить, что дышат, и забывают каждое утро за это благодарить.

Анна была потрясена.

– Откуда ты все это знаешь, Хэл?

– Я видела, как рождается боль. Как эфемерная навязчивая мысль разрушает человека до основания. Раз за разом прокручивая одни и те же мысли по кругу, он лишается сна, рассудка и жизни. Перемещается в свои воспоминания о прошлом и тревогу о будущем, а жизнь, что происходит с ним прямо сейчас, ошибочно откладывается до лучших времен. А потом вдруг наступает старость, которая неизбежно приносит с собой новую порцию сожалений об упущенном и в то же время лишает хоть какой-то надежды на эфемерное будущее. И тогда клетка, которую человек соорудил когда-то себе собственными мыслями, становится еще более тесной