«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны - Константин Николаевич Цимбаев

Недовольство и возмущение позицией Хётча, особенно среди прибалтийских немцев, вылилось в 1917 г. в брошюру И. Халлера «Русская опасность в немецком доме»[298]. Написанная формально в виде научного опровержения на монографию Хётча о России[299], брошюра, изданная Рорбахом в своей серии «Русская опасность» с его предисловием[300], преследовала цель дискредитации политических воззрений Хётча. Халлер заканчивает ее словами: «Тот, кто отрицает существующую русскую опасность, тот сам является опасностью, русской опасностью в немецком доме»[301]. Написанное Хётчем опровержение – чисто научное, без элементов политической дискуссии – содержит, однако, знаменательные, не оборонительные, но нападающие слова: «Я достаточно известен в национальном движении, в котором активно работаю уже два десятилетия и в котором, кстати, никогда не слышал о Халлере… Мною всегда руководят интересы моего народа и Германской империи, а не русофилия, приписываемая мне Халлером; интересы Германской империи для меня превыше всего, в том числе и прибалтийского партикуляризма»[302].

Безусловно, не приобретенная вместе со знаниями симпатия к России или уважение к ее истории и подлинной силе заставляли Хётча всю жизнь бороться за идею дружбы с ней, но особое понимание им способа достижения наибольшей выгоды для Германии – и внешне– и внутриполитической. Оглядываясь на Польшу и думая прежде всего о Германии, а не о России, выступил он в 1915 г. против Шимана и Рорбаха с их требованиями «разложения» России. Оно способно лишь вводить в заблуждение общественное мнение, не обладающее необходимыми познаниями и не осознающее, что «этот русский колосс стал таковым в его настоящем виде в результате великого, в течение шести веков целенаправленно проводившегося исторического процесса, который тем самым должен быть обращен вспять, и что столь же случайно это государство образовано вокруг Москвы, как можно назвать случайным прусское государственное образование – вокруг Берлина или австро-венгерское – вокруг Вены»[303]. Россия Хётча – не друг и даже не союзник против общих врагов, а сосед, далеко не идеальный, отсталый и презираемый. Дружба с нею нужна до поры, пока Германия не сможет обходиться исключительно собственными силами. Хётч искал – менее успешно, чем другие экспансионисты, – пути следования Германии к будущему величию и предполагал при этом опираться на Россию, а не бороться с ней. Его точка зрения не получила распространения и широкой поддержки, его видение будущего России и русско-германских отношений не подтвердилось.

5

Подлинная суть проблемы не в отдельных точных предсказаниях, чаще удававшихся Шиману и Рорбаху, тем более что общая картина будущего, рисовавшаяся германскими экспансионистами, оказалась поразительно непохожа на послевоенную действительность. Главное, что позволяет выделить проблематику «русской опасности» в значимом спектре внешнеполитической программы германского экспансионизма, находится в сфере целенаправленного воздействия на общественное сознание и сводится к умелому созданию «образа врага». Во имя Великой Германии, во имя обретения ею подлинного «места под солнцем», во имя существенного расширения ее границ и сфер влияния, во имя чаемой внутренней социальной гармонии германские экспансионисты не жалели усилий, публицистического таланта и научной эрудиции, чтобы представить Россию и ее народ провиденциальным врагом Германии и немецкого народа. Преуспев в этом, превратив «русскую опасность» в реальный фактор внутри– и внешнеполитической пропаганды, Шиман, Рорбах и их единомышленники в какой-то – пусть малой – степени способствовали крушению той исторической императорской России, с которой немцы были связаны на протяжении столетий тысячью уз – политических, династических, торгово-экономических, культурных – и которая поддержала создание Германской империи. Принципиальным заблуждением экспансионистов стало то, что поражение и крушение России они никак не умели связать с возможным и даже неизбежным крушением всей старой политической системы Европы, да и с крушением самой Германской империи.

Утопизм замыслов, невнимание к историческим, политическим и социально-экономическим реалиям, поразительная неразборчивость в средствах («русская опасность» – пример яркий, но далеко не единственный) изначально обрекали внешнеполитическую программу экспансионистов на неудачу. Без преувеличения можно сказать, что они преуспели в одном – в разрушении. Быть может, в наибольшей мере разрушительность внешнеполитических планов экспансионистов сказалась в остзейском вопросе, в их подходе к проблеме прибалтийских губерний России. Сохранив до конца жизни гордость своими прибалтийскими корнями и даже прибалтийский акцент, Шиман и Рорбах настаивали на требовании «освобождения остзейских провинций» и присоединения их к Германии. Подлинно мировой державой Германия станет, лишь приступив к аннексии на Востоке Европы. Политика насильственной русификации, проводимая царским правительством в Прибалтике, объективно была на руку германским экспансионистам, подкрепляя их тезис о «русской опасности» и русском варварстве. Все они были согласны с Г. фон Трейчке: «Эта попытка дегерманизации германской земли, которая как сосед приносила русскому государству только благо, – несомненное варварство»[304]. Причем виновата в таком отношении к себе сама Россия, а не врожденная остзейская ненависть к русским. Немцы, считал Рорбах, сохраняли полную лояльность российскому престолу до тех пор, пока в крае уважалась немецкая сущность, что было разрушено насилием Александра III[305].

Россия чужда Прибалтике и должна быть изгнана из нее.

Война, согласно экспансионистской доктрине, – лучшее средство решения остзейского вопроса. Тем более что русские, по Шиману, «в духовном смысле никогда не были хозяевами остзейских провинций и никогда – хозяевами Балтийского моря. Земля и море оставались немецкими»[306]. Война – путь к «освобождению» остзейских немцев, которые и в дальнейшем сохранят свое господствующее положение в крае. Судьба коренных народов Прибалтики, которые «только принудительным образом были присоединены к Российской империи, говорили на других языках и внутренне с ней не срослись», которые угнетались и угнетаются, по мнению Рорбаха, только русскими, интересовала экспансионистов лишь в контексте «освобождения» немцев[307]. События последнего года мировой войны, когда крушение российской государственности расчистило путь к «освобождению» Прибалтики, наглядно выявили иллюзорность экспансионистской программы. Мир – вопреки Рорбаху и Шиману – даже в Прибалтике не желал быть немецким.

Глава 4

Воспитание германской нации: «Любовь к отечеству»

1

Экспансионизм не ограничивался внешнеполитическими призывами. Более того, в отличие от пангерманистов и их сторонников, для которых главной была именно идея агрессивной внешней политики, экспансионизм большее значение придавал внутренней политике, точнее, внутреннему состоянию общества и путям его развития. Цель оставалась прежней – содействие величию Германии, создание основы, на которую могла бы опереться будущая мировая держава[308]. Такой основой виделось национальное единство (к социальному или политическому единству экспансионисты не стремились), причем не в достигнутом в 1871 г. государственно-юридическом смысле, а в духовном – как единение всего народа вокруг