Страсть. Женская сексуальность в России в эпоху модернизма - Ирина Анатольевна Жеребкина

Первая сцена – знаменитая первая встреча Блоков и Белого, когда Блоки специально приехали из Петербурга в Москву. Она, Л. Д. Б. – в муфте; зачарованные юноши/«аргонавты» вокруг. Их трепет – и её спокойствие, её «детская золотая головка». Условия договора пока ещё не заключены, она еще не стала их общей Прекрасной Дамой.

Следующая сцена – имение Блоков в Шахматове, куда Белый (по приглашению Блоков) приезжает летом вместе с Петровским (которого не приглашали). Белый приглашает с собой Петровского на встречу с неземными богами/Блоками, перед которыми он безусловно трепещет, в то же время впервые проявляя при этом некоторое своеволие раба, нарушая условия почти заключенного договора о безусловной вечной любви и безусловном подчинении: а что будут делать боги, если я нарушу их предписание? Боги благосклонно отнеслись к этому нарушению, не подав вида, что заметили его (хотя матери и тете Блока было неловко за экстравагантное поведение чрезмерно восхищавшегося молодыми Блоками Белого), и игра продолжается. Л. Д. Б. – вся в розовом, с гладко зачесанными волосами…

Белый у её ног.

Следующие сцены – уже осенние, когда начинаются их разговоры наедине в комнате Л. Д. Б. в общей квартире Блоков…

Что во всей этой серии сцен поражает в поведении Андрея Белого, это всякое отсутствие приватности чувств с его стороны. Все его чувства публичны и предъявлены как Прекрасной Даме, так и окружающим. Отсюда несколько парадоксов:

во-первых, публичная демонстрация его любви к ней фокусирует внимание окружающих на нем, а не на ней. Все восхищаются уникальностью его чувств, мыслей, поз, гениальной выразительностью движений его влюбленного тела. В воспоминаниях современников выражается общее недоумение по поводу того, как такой гениальный поэт мог полюбить такую в общем-то ординарную женщину;

во-вторых, избыточность публично выражаемых чувств сказывается в это время и на его поэтическом творчестве: в этот период он пишет Кубок метелей, по словам Ходасевича, «слабейшую из его симфоний, потому что она была написана в надрыве»;[159]

в-третьих, перенос приватных чувств в сферу публичного происходит во всех его коммуникациях того времени и со всеми, даже случайно встреченными людьми, которых он вообще потом не помнит и не узнает, хотя его собеседники воспринимают интимные любовные признания Белого как доверенный им вдруг дар интимной и драгоценной дружбы с этим уникальным несчастным человеком;

в-четвертых, подробные рассказы о своей любви к Л. Д. Б. составляют содержание всех писем, которые он пишет в это время её мужу, Александру Блоку.

Этот театр любви отличает подчеркнутый антипсихологизм: любовные отношения представлены как смена масок в игре, за которыми не обнаруживается нечто «внутреннее», «истинное». Обратим внимание на тот факт, что мы никогда не встретим у Андрея Белого хотя бы какое-то подобие реалистических описаний женщин, которых он любил. Об их внешности мы узнаем со слов других современников; из текстов самого Белого – только частичные, неполные характеристики: золотые волосы Л. Д. Б., прозрачное лицо Аси Тургеневой… О своей матери Белый много раз напоминает, что она была «первая московская красавица», но никогда не уточняет, в чем же именно заключалась её красота (какие-то пояснения по этому поводу мы получаем лишь из воспоминаний Ходасевича[160]). Какой была Ася Тургенева, мы узнаем из воспоминаний сестры Марины Анастасии Цветаевой; оказывается, Марина Цветаева была настолько увлечена Асей, что буквально по следам Аси и Белого организовала своё собственное свадебное путешествие-преследование с Сережей Эфроном. Любовь Дмитриевна Блок описала свою внешность и своё тело сама, о чем будет сказано ниже. Мы также знаем, что и Александр Блок фиксировал в своих возлюбленных лишь их отдельные черты: волосы Л. Д. Б., черные глаза Н. Н. Волоховой, голос Л. А. Дельмас…

Как долго может продолжаться эта игра? До тех пор, пока субъект любовного театра не оказывается экстернализован, – пока на его месте возникает не маска безумца, а безумец, не маска страсти, а страсть. Инстанция Символического в этот момент терпит крушение, и у субъекта происходит встреча с травматическим и невыносимым Реальным. «Он безумец» – был приговор Л. Д. Б. в отношении Белого, когда она вдруг – уже были вынуты заколки из волос! – не отдалась ему. Потому что тогда, когда заколки были вынуты, игра закончилась: «Боренька» перестал быть её безумным поклонником. Из поклонника-поэта он превратился в мужчину, в объект прямого сексуального желания, в объект а. Он был высокий, с широкими плечами, его любили женщины. У него был достаточный сексуальный опыт, о котором она знала (горничные, которых нанимала ему мама; Нина Петровская) и которого не было у неё. Существует версия, что Белый её изнасиловал: «он довел Л. Д. Блок до распутства, не взяв её, когда она хотела отдаться, и насильно овладев ею, когда она противилась».[161]

Он стал, в мгновение, объектом её желания. Поэтому она постаралась уничтожить его.

«Я не могу любить тебя…»

Убедившись, что его поэзия не может стать объектом любви для Блоков, Белый после совместного отпуска в Шахматове в отношениях с ними меняет стратегию поведения: в творчестве он переходит к прозе, а в поведении репрезентирует себя как мужчину, движимого сексуальным желанием. Собственно, именно на этот новый образ субъекта – не поэта, но обычного сексуально маркированного мужчины, с которым можно целоваться до безумия, как только они оставались в комнате одни, – после Шахматова отвечает ему любовью Любовь Дмитриевна Блок. «Не успевали мы оставаться одни, как никакой уже преграды не стояло между нами и мы беспомощно и жадно не могли оторваться от долгих и неутоляющих поцелуев».[162]

Как выход из создавшегося положения Белый предлагает ей простую схему – стать его женой. Однако для неё, в отличие от него, схема любви представлялась не столь простой.

Еще в самом начале их семейной жизни Блок сказал ей, что она не будет у него единственной женщиной («Короткая вспышка чувственного его увлечения мной в зиму и лето перед свадьбой скоро, в первые же два месяца погасла, не успев вырвать меня из моего девического неведения…»[163]), что он будет уходить от неё к другим (в том числе, к проституткам), но что она навсегда останется его Прекрасной Дамой. Более того, Л. Д. Б. всегда знала, что не одна она послужила Блоку прообразом Прекрасной Дамы во время создания знаменитого цикла стихов. Дело заключалось еще и в том, что поэзия Блока уже в этот период являлась не только любовной лирикой и любовной поэзией, но и выражением «философии космизма», которая адресовалась к Женщине вообще, а не к конкретной женщине: «Когда я ему