Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев

знаменитый»[517]; первая часть имени Otmar «богатством знаменитый» связана с др.-в. – нем. ôt ‘богатство’[518]; Drutmarus, вероятно, должно было означать «дружиной знаменитый» (от герм. *đruxti- ‘дружина’, ср. др.-в. – нем. truht)[519].

К. Гесснер вслед за И. Авентином производил – marus от нем. meeren (mehren) ‘увеличивать’[520] (др.-в. – нем. mērōn < mēro ‘больший’ < герм. *maizan-[521]). Примеры собственно галльских имен Гесснер почему-то пропустил (кроме случайно попавшего в список Viridomarus, упоминаемого Цезарем[522]), несмотря на то что весь рассматриваемый материал помещен в главу о древнем галльском языке. Это могло произойти по недосмотру или поскольку Гесснер подразумевал, что галльские имена на – marus и без того знакомы читателю – достаточно упомянуть о них. Галльские имена с компонентом – marus нередко привлекали внимание немецких и швейцарских авторов: их подборка, с указанием источников есть, например, у Эгидия Чуди в «De prisca ac vera Alpina Rhaetia» (Tschudi 1538a, 120) – книге, которую Гесснер читал и использовал в «Митридате»[523]. Главным для Гесснера было то, что соответствия галльским именам на – marus в большом количестве имелись в немецком языке, и этот момент подчеркнут и эксплицирован в тексте справочника.

Впрочем, отмеченные нестыковки и некоторая недоработанность текста получают дополнительное объяснение, если попытаться реконструировать историю этой части «Митридата». Как мы видели, Гесснер собирал галльскую ономастику и топонимику, интересуясь прежде всего историей немецкого языка. В главе справочника «De lingua Germanica», о которой мы говорили выше, была отмечена потребность в этимологическом словаре германских имен собственных, сгруппированных как по алфавиту, так и по «окончаниям» (andus, manus, rix или ricus, baldus или boldus, precht, mar, hart и др.) (Mithridates 1555, 32a/b); тут же Гесснер прибавляет: «это я отчасти показал выше, в [главе о] древнем галльском языке»[524]. И действительно, из перечисленных семи немецких «окончаний» (точнее, исходов слова) в главе о галльском рассматриваются или хотя бы упоминаются пять: baldus, hartus, manus, marus, ricus (Mithridates 1555, 18a/b). Можно предположить, что перечень имен на – marus, как и разбор других антропонимов, первоначально находился у Гесснера в материалах, посвященных немецкому языку; там же, собственно, и аргументировалось тождество галльского и германского языков. Однако алфавитная организация справочника и чрезмерный объем германской главы способствовали перенесению некоторых ее эпизодов под отдельные заголовочные слова. Это, вероятно, и произошло с эксцерптами, содержащими упоминания о галльском языке; при этом некоторые относящиеся к ним пояснения остались в главе «De lingua Germanica». Таковы были издержки компилятивной техники.

«Галльский», он же «французский», он же «немецкий»?

Кроме этимологий имен собственных, подтвердить германскую природу галльского языка должен был список «галльских» слов[525], содержащийся в пространной цитате из комментариев Генриха Глареана (1538) к «Запискам» Цезаря (Mithridates 1555, 20a-23a = Glareanus 1538, 17–21). Для задач нашего исследования этот эпизод интересен главным образом по двум причинам: во-первых, Гесснер дополнял Глареана, никак не маркируя изменения в тексте, что, вероятно, показывало его специальный интерес к предложенной аргументации (таким образом он идентифицировал собственную позицию с процитированными рассуждениями); во-вторых, форма этих сопоставлений, вполне обычная (как будет показано) для гуманистов, оказалась непонятной современным читателям и вызвала трудности в интерпретации.

Список «галльских» слов появляется в комментарии (и, соответственно, в «Митридате») в следующем контексте. Глареан сообщает, что гельветам и жителям Рейнской области лучше удалось сохранить свой древний язык (то есть древний галльский), чем другим покоренным римлянами галлам, так как Рейн и Германия быстрее освободились от римского господства. Впрочем, продолжает Глареан, остатки древнего языка («priscae») сохранились и в современном французском; их можно обнаружить в тех его чертах, в которых он расходится с латынью: в характере словесного ударения, интонации, использовании перифрастической формы перфекта с глаголом «avoir» («habui»), употреблении артикля[526] «и наконец, во множестве основ существительных… и глаголов…».

В этом месте в текст вводится интересующий нас список: «Denique plurima nominum themata, qualia sunt ignis, Pulvinar, Pastillus, Scamnum, Cancer, Caper, Campana, Mamilla, Vexillum, Calcar, Dives, Thorax, Manipulus. Et verborum, ut dimitto, frico, occido» (Glareanus 1538, 18). Гесснер дополняет цитату из комментария рядом примеров, которые мы выделили жирным шрифтом: «Denique plurima nominum themata, qualia sunt ignis, pulvinar, arma, civis, lorica, galea, gladius, saepes, tunica, accipiter, pelvis, pastillus, scamnum, cancer, caper, campana, mamilla, vexillum, calcar, dives, thorax, manipulus. Et verborum, ut sunt dimitto, frico, occido, careo, lacero»[527]. Подводя итог своим рассуждениям и приведенным аргументам, Глареан заключает: «Отсюда видно, что язык гельветов и [жителей области] Рейна является подлинно галльским; разве что немцы, особенно [в землях] под Страсбургом, что-то [в него] примешали»[528].

На первый взгляд, использование перечня латинских слов в качестве иллюстрации древних галльских реликтов во французском может показаться абсурдным. Фигурирующее в нем лат. gladius, которое действительно имеет кельтское происхождение (De Vaan 2008, 263), скорее сбивает с толку, так как другие слова из списка невозможно связать с ним по этому критерию. Б. Коломба и М. Петерс не нашли объяснения этому месту «Митридата» и были вынуждены констатировать: «Непонятно, какие соответствия может иметь этот список, содержащий латинские и вовсе не галльские слова»[529]. Ошибка комментаторов состоит в том, что они исходили из современных представлений о галльском (как представителе кельтской группы языков), вместо того чтобы интерпретировать список «галльских» слов в соответствии с взглядами Глареана и Гесснера. В свою очередь, я предлагаю реконструировать в тексте следующую логику. Глареан считал швейцарский диалект немецкого продолжением древнего галльского языка, непрерывно сохранявшегося в прирейнских землях. Для доказательства этого тезиса он стремился найти во французском языке (т. е. в языке потомков галлов) нелатинские черты, которые, по его мнению, должны были принадлежать галльскому субстрату[530]. Обнаруженные им нелатинские характеристики в области грамматики (как, например, аналитическое образование перфекта со вспомогательным глаголом avoir/habere) на поверку оказывались «немецкими» (точнее, «швейцарскими», с точки зрения Глареана), что как будто бы подтверждало его гипотезу о германской природе галльского языка. Соответственно, можно предположить, что и за приведенным тут же списком скрывались предполагаемые Глареаном французско-германские (= галльские) лексические соответствия.

Для прояснения контекста этих рассуждений полезно будет напомнить о заочной полемике Генриха Глареана и его ученика Вольфганга Хунгера (1511–1555) с Шарлем де Бовелем (1479–1566), автором первого этимологического словаря французского языка, изданного в приложении к «Liber de differentia vulgarium linguarum, & Gallici sermonis varietate» (1533)[531]; Хунгер посвятил критике Бовеля специальный труд[532]. Важнейший упрек, обращенный Глареаном и Хунгером к Бовелю, состоял в том, что тот игнорировал