Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

Школа меня отвлекала от безотрадности нашего положения, а кроме того, избавляла от караулов и обучения новобранцев. Дело было в том, что еще до моего поступления в школу кому-то наверху пришла в голову мысль призвать новобранцев! Наиболее удивительным в этом было, однако, то, что часть их послушалась! В частности, в наш полк попало их человек 80, и офицеры были распределены по предметам обучения. Мне достался устав дисциплинарный, который был уже составлен и издан на украинском языке.

В этом уставе русской армии не было определения «что такое дисциплина», а только «в чем она состоит». В украинском это определение уже было: воинская дисциплина есть развитие таких качеств, «котри роблять вiйскового певним» («которые делают военного стойким» или «твердым», «надежным» и т. д.). Туманно и потому неудачно! Впоследствии, в чехословацкой армии, мне пришлось встретиться с определением, которое я считаю правильным: «Воинская дисциплина есть сознательное подчинение своей воли, воле высшей, воле ответственной» (что представляет собой перевод статьи французского устава).

Итак, до поступления в школу я успел однажды, а может быть и два раза, преподавать этот устав новобранцам. Когда я дошел до дисциплинарных взысканий и прочитал: «Догана вiчна-вiч», то спросил слушателей объяснить, как они это понимают? Не нашлось ни одного понявшего! Мне пришлось перейти на русский язык: «Выговор с глазу на глаз! Это понимаете?» Непонимающих не нашлось! Я был очень доволен! А вот следующий пункт: «Догана перед зiбраннiм товарищiв по службi», они уже поняли! Ну а затем, попав в школу, я избавился от этого скучного предмета.

Затем пришло сенсационное известие: командир корпуса в Виннице, генерал Колодей провозгласил «Украинскую Советскую Республику»! В своем манифесте он объяснил, что только таким путем можно сохранить самостийность Украины и что он ожидает, что украинский народ поддержит его идею и встанет как один против московских большевиков! Но его шаг как начался, так и кончился манифестом. Никакого воодушевления населения на борьбу с большевиками он не вызвал, но вместо того был «негайно заарештуван» (немедленно арестован), «усунут с посады» (отрешен от должности) и, надо полагать, поставлен к стенке!

Случай показал, от каких случайностей мы зависим: сперва – Киршун, теперь – Колодий, а что будет завтра? Рыбница была особенно неудачным местом: что означали, скажем, 500 человек в общем хаосе? И хотя мы были на границе Украины, но на запрос начдива (ему, как говорили, удалось завязать знакомство с западным берегом) румыны ответили, что нас ни в коем случае к себе не пустят!

Тут пришло приказание к перемещению в Могилев-Подольский. «Никуда вы не уедите!» – утверждали жиды, и оказались правы: Жмеринка была уже потеряна, и приказ о передвижении был отменен! Но нескольким артиллеристам представилась возможность покинуть Рыбницу. Начальник артиллерии Пiвденно-Схiдной Группы не забыл рапорта Свешникова о безобразном дивизионе южнее Бирзулу, назначил его командиром подполковника Решетникова и приказал ему взять с собой двух командиров батарей, адъютанта и начальника хозяйственной части («начальник постачання»). Я сейчас же выставил свою кандидатуру, то же сделал Карпов и поручик Новаковский, как и капитан Михнов, наш начальник «постачання». Однако затем начальник артиллерии спохватился: Решетников в своем бывшем чине был моложе одного из командиров батарей тамошнего дивизиона, а потому сейчас же последовало изменение: поедет подполковник Свешников – старший. Итак, мы поехали. А так как переименования частей вводили нас в заблуждение, то мы в точности не знали, в какой дивизион переведены, и только надеялись, что не к Бандуре.

7. На юг

В Бирзуле мы остановились в ожидании поезда на юг. На платформе я увидел члена «Информацийного бюро» (которое, как говорилось, было одновременно и контрразведочным отделением, т. е. небезопасным для публики). Я подошел к нему с вопросом: «Яке становище?» (Каково положение?). «Скрутне! – ответил он и добавил с усмешкой. – Одержуемо платню, добовi гроши та инши утримання и тако истнуйемо!» (Получаем жалование, суточные деньги и иное содержание и так существуем.) Ответ остроумный – мы все были в том же положении, до поры до времени.

Затем мы сели в поезд армейской радиостанции, и мы поехали. «Боюсь, – говорил нам Свешников, – что это тот самый дивизион, который я инспектировал». Тот или не тот, но мы приехали в Веселый Кут и, подъезжая к станции, увидели стоящий невероятно грязный поезд и услышали мат из него. «Увы, – сказал Свешников. – Это тот самый дивизион!» Поезд радиостанции шел только до Веселого Кута. Мы остались ночевать в своем вагоне, а на следующий день (хоть нам и очень не хотелось!) пошли к Бандуре.

Бандура принял нас любезно. Капитан Капитанов казался нам совершенно опустившимся до уровня ездового, подполковник Потоцкий, как было видно, пользовался некоторым уважением и совершенно не годился для такой компании. Бандура был очень важный, как будто бы приезд нового командира его не касался! Мы обошли вагоны. Всюду была грязь. В заключение нашего посещения Свешников сказал, что будет принимать «дивизион» завтра, и просил (не приказал!) Бандуре прислать продукты, и мы вернулись в поезд радиостанции – здесь было гораздо лучше, и мы были в отведенном нам вагоне сами!

Свешников составил приказ о вступлении в командование. «Бандуру я назначил командиром 1-й батареи. Дипломатический шаг!» – сказал он. Мы отнеслись к этому молчанием. В самом деле: Бандура так или иначе был оскорблен смещением, а солдаты были с ним, а не с нами! Получалось, что фактическим командиром останется Бандура, а это нам совсем не улыбалось (да и самому Свешникову тоже!).

По-моему, он должен был бы дать Бандуре предписание явиться начальнику артиллерии Пiвденно-Схiдной Группы, а предварительно дать ему 20 «шомполiв» за безобразное состояние дивизиона. Это отвечало бы «духу времени», и все увидели бы, что это действительно командир! Но Свешников к этому был, конечно, неспособен, и поставил себя и нас в тяжелое положение. И он, и мы решили в поезд Бандуры не переселяться и остались в своем вагоне, обсуждая, что нам теперь делать.

Расстояние от станции Веселый Кут до Раздельной, занятой французами, было слишком велико для одного перехода! Кроме того. Как мы слышали, желающих все-таки туда пробраться ловили, давали им по 20 шомполiв и возвращали обратно! Риск был слишком большим! Итак, мы пока ждали подходящего случая. В дивизионе мы показались еще один раз и получили еще раз продукты.

Мы познакомились на станции с десятником (рабочим, состоявшим в штате). Он жил в отдельном домике при станции, в квартире из трех