Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

с ним. Не спала с Ючоном. Потому что лгать бы Элин не стала. Она была из тех, кто признал бы даже самый постыдный поступок, любое преступление. - Сынхён, - в который раз произнесла она его имя, вздохнув. Ей нравилось его звучание, как ему – звучание французского языка. – Я действительно попросила оставить тебя в покое и не трогать. Мы встречались на прошлой неделе, посидели в кафе и договорились. Они не тронут тебя. - Взамен чего? Что ты ему пообещала за это?! - Ничего я ему не обещала! Что ты пристал? – Элин села, потеряв всякое желание спать. – Уж точно не свою постель, как мечтал твой товарищ! - Кстати, что насчёт него? Его ты попросила убить поскорее? - Господи, когда-нибудь ты узнаешь меня достаточно, чтобы не задавать таких вопросов? – Сынхён замолчал, пока Элин по ту сторону качала головой, сокрушаясь от того, каким далёким продолжал быть для неё этот человек. Он не пытался понять её, не был внимателен к логике её поступков, не слышал её иногда, хотя всегда слушал. – Он твой друг, я попросила и за него, Сынхён. - Зачем? Зачем ты опять записала меня в свои должники? - А что я должна была сделать, позволить им убить вас? – У Сынхёна не было ответа, он только знал и чувствовал, что погружается в эту девушку, в её любовную опеку, в её заботу, и эта удушающая мягкость то была навязчивыми щупальцами, то удобным гамаком, из которого выбираться не хотелось. Она не должна спасать его, потому что он терял в себе мужчину рядом с ней, окончательно терял. С тех пор, как позволил ей заговорить с ним первой, с тех пор, как она первая проявила инициативу, как первая предложила быть честными друг с другом. Но если бы ему не нравилась Элин, он давно бы спровадил её и не терпел ущемления своей мужественности, но он терпел, надеясь на что-то. На то, что однажды почувствует себя рядом с ней мужчиной? И тоже не без её помощи? Сынхён представил, как покровительственно подкатил Микки, благодетель и даритель, бросающий под ноги приятной ему женщины то, что она хочет. А что делал он, Сынхён? Водил её на прогулки по пляжу, даже не держа за руку? Ему захотелось совершить что-то из ряда вон. Будь Элин сейчас в пределах его досягаемости, он бы схватил её в объятья и поцеловал без спросу. Не в качестве благодарности, а чтобы показать, что он не мальчик, о котором нужно заботиться. Но под эти мысли Элин ему сообщила: - Я пообещала Ючону шанс. Что я буду с ним встречаться, и если у нас всё получится, то мы поженимся. Разумеется, ни о какой постели до брака речи не идёт. Ючон принял мои условия. - Ты… - поражённый, со сбившимся пульсом и дыханием, Сынхён онемел, восстанавливая несколько минут способность разговаривать. – И ты… встречаешься теперь с ним? - Да. Страшная воронка закрутилась перед глазами и закрутила Сынхёна в себя. Она была черной, беспросветной, с гулом сотни аэропортов, от которого раскалывалась голова. Лучшая подруга, единственная подруга, его компаньон по походам в музеи, доверчивая, но строгая, нравственная девчонка с безупречным французским. В белой фате, под руку с главарём опасной триады, выходит не со службы, а с венчания. «Сынхён, интересно, кто и на что должен сказать «да» тебе, чтобы ты остался порядочным человеком?» - спросила она как-то его. Только что он услышал это «да».

* * *

Элин ускользнула из его жизни постепенно. Сначала никто не отменял вечерних уроков и воскресных прогулок, но потом вдруг по выходным ей стало нужным «съездить в Гонконг», и это подразумевало, что не она туда поедет, а за ней приедет другой, и повезёт её гулять сам. Но теперь уже не по пляжам Яньтяня, а по паркам Тай Лам или Тай Мо Шань будут ходить двое, один из которых будет не он, Сынхён, а Ючон. Они с Элин всё так же переписывались мобильными сообщениями и в соцсетях, но перезваниваться стали реже, хотя девушка даже зачастила упоминаниями того, что они «всё равно же друзья» и «Сынхён, ты мой друг, с которым я всегда буду честной». Честность её ограничивалась молчанием, когда он пытался выяснить, каково самой Элин застрять в отношениях без чувств с её стороны? На одном из уроков французского Сынхён чуть не разорался, чтобы девушка и думать забыла спасать его, кладя себя на жертвенный алтарь. Он махал руками и возмущался, как это всё тошно, как это всё гадко и подтачивает его самоуважение. Элин попросила его успокоиться и закрыть тему. Успокоиться у него не получалось, и она ушла пораньше, чтобы не слышать то, чего не хотела. Потом Элин через раз отменяла их занятия, ссылаясь на занятость, но, напоровшись как-то на Ючона рядом с ней (тот забирал её из школы, а Сынхён подъехал, чтобы позаимствовать тетрадь с упражнениями по грамматике), и испытав на себе ревнивый взгляд того, Сынхён понял, что напряжённый график – прикрытие желания «бойфренда», а вернее его нежелания видеть Элин ни с кем, кроме себя самого. А потому фраза «мы всё равно друзья» переставала что-либо значить. Для дружбы требовалось разрешение Микки, а спрашивать у него унизительное дозволение Сынхён не собирался, тем более что продолжал воспринимать Элин как свою подругу, а не чью-то невесту. Вот так наступил Новый год, к которому «лучшие друзья» не общались уже недели две как. Ко всем бедам Сынхён заболел какой-то тяжёлой лихорадкой, потому что при плюс двадцати на простуду ссылаться не приходилось. У него были жар, тошнота, озноб, дня три температура не хотела спадать, и он валялся в квартире, неустанно глядя все фильмы подряд и даже не разбирая их. К нему наведывались родители, но уехали, когда температура наконец спала. Сынхён их буквально выгнал, перестав уметь выносить заботу о себе. Он мог сам о себе позаботиться! Сам! То и дело заглядывал Джиён, то с выпивкой, то с сигаретами. Выпивку Сынхён принимал, а от сигарет уже мутило. Он вспоминал Микки с его «спасибо, я бросаю», и понимал, откуда росли ноги. Элин дала ему шанс, и он старался понравиться. Элин не любила табачный дым, и Микки бросал курить. Подхалимщик! Дамский угодник! Сынхён отказывался от сигарет, худел и матерился на Джиёна, просто потому, что тот попадался под руку. Первого января она позвонила сама. Поздравить с