Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

- А для меня? Я тоже буду несчастлив без тебя, Элин! – уже сам почти плакал Сынхён, теряя остатки самообладания и считая дни без Элин, никак не получавшую свободу. А в середине апреля произошла катастрофа с паромом «Севоль», и узнавшая об этой трагедии Элин, никого не предупреждая и ничего не говоря, схватила свою «походную» сумку, с которой таскалась в студенческие годы туда, куда придётся – на практику, к подругам, к родственникам, в походы или туристкой в другие страны, и отправилась волонтёром, чтобы помогать всем, чем смогла бы. Сынхён узнал об её отъезде, когда она уже была у берегов Южной Кореи, работала с поисковыми командами добровольцев, обеспечивала всем необходимым безнадёжно ждущих своих утонувших детей родителей. Элин окунулась в то, о чём мечтала – помощь людям, - уходя от своих проблем и необходимости их решения. На холоде, на ветру, под дождём и в воде, если приходилось, она разносила одеяла, дождевики, отвечала за подачу горячих напитков, помогала психологам, которых не хватало на всех, и, используя свой педагогический опыт, успокаивала пострадавших. Она провела около недели на месте происшествия, подумав, что вовремя уволилась в последних числах февраля, когда свадьба ещё неумолимо приближалась, реальная и не отмененная. Так ей не пришлось возиться с отгулами и отпуском, она взяла и сделала то, что хотела. Сынхён знал из переписки с ней, что Элин должна была поговорить с Микки окончательно, как только вернётся в Шэньчжэнь, и этот день настал. Беседа о чём-то там с каким-то итогом состоялась. Оставалось услышать всё от Элин и принять решения между собой, которые напрямую зависели от тех новостей, которые она принесёт. Они условились встретиться в кафе, где когда-то перекусили вместе впервые, неподалёку от пляжа, с непосредственным обзором Мирской бухты. Грузный бетонный пирс вдавался в воду, нарушая гармонию светлопесочной полосы, по которой гуляли девушки в длинных развевающихся платьях и юноши в шортах. Поодаль примостилась белая яхта с зеркальными окнами капитанской кабины; стараясь держаться от неё подальше, спортивные парни полосовали залив виндсёрфингом, и треугольники их парусов, как крылья идущих на снижение чаек, лавировали на волнах. Элин сразу увидела Сынхёна и подошла к его столику. Он суетливо встал, чтобы отодвинуть ей стул и посадить девушку по-джентльменски. Они никак не коснулись друг друга во время приветствия, не произнесли ничего, но сами того не заметили. - Ну… как оно там? – начал Сынхён, не зная, о чём спрашивает, о делах Элин в целом, о Микки, о «Севоле»? - Ужасно, - решила она заговорить о последнем. – Столько детей погибло… это ужасно! И беспомощность людская ужасна, и несправедливость судьбы, и трагедии семей – всё ужасно! - И всё же, ты молодец. - Да в чём я молодец? Я ничего особенного не сделала. Там были настоящие герои, кто погружался на глубину, с баллонами, в костюмах, хотя не имел никакой подготовки, только желание спасти кого-то, рискуя собой. Они ныряли, пока силы не оставляли их подчистую. Замёрзшие и обессиленные, они не замечали своего состояния и всё смотрели на воду, мечтая поскорее вернуться туда и вытащить мальчишку или девчонку, ведь все понимали, что важна каждая минута, а потом уже будет поздно. Затонувший паром со школьниками – что ещё более ужасное может быть? - Не знаю… - Вот и я не знаю. – Они замолчали, и Элин успела заказать молочный коктейль, когда подошёл официант. Он-то и вывел их из задумчивости. – Когда я была там, я устыдилась своих слёз, которые проливала из-за всей это ситуации со свадьбой, и тобой, и Ючоном. Разве это повод плакать? Нет, правда, ты, возможно, не поймёшь меня совсем… - Я постараюсь. - Когда того, кого любишь, нет рядом, но он где-то есть, живой и здоровый, боже, да есть ли повод для слёз? Повод – это смотреть на страшную бурлящую черноту, взрывающую солёную пену, и понимать, что тот, кого ты любишь, захлебнулся где-то под тонной воды, опустился мёртвым на дно и никогда не вернётся. Вот повод! Но несовпадение и жизнь порознь – это не беда, Сынхён, совсем не беда. - И… - испугался продолжения Сынхён, сжимаясь внутри в плотный комок. - А потом я подумала о другом. О том, как мы расходуем свою жизнь, пока она есть. Мы никогда не знаем, что с нами случится, да и не задумываемся об этом, пока всё хорошо. Но когда всё хорошо – мы тратим время на глупости, на ерунду, на ненужное, пустое. На злость, обиды, гордое молчание, ссоры. Терпим неприятное, ждём, когда настанут лучшие времена, ничего не делая, чтобы они наступили. Мы либо бездействуем, либо занимаемся бессмысленным. А потом, в какой-то момент, всё может быть вот так – паром перевернётся и утонет. И что мы успели испытать, узнать, почувствовать, получить? Считали деньги, доказывали свою правоту близким и уступали более наглым и сильным. Как счётные машины на службе у государства. Все говорят о правах и обязанностях, но никто не говорит о чувстве долга, к которому взывает совесть. Все говорят о желаниях, удовольствиях и потребностях, но никто не говорит о радостях, любви и потребностях тех, кто с нами рядом. Сынхён, это всё так грустно, так дико и необоримо. - Ты… - Я поделилась всем этим и с Ючоном тоже. Он задумался. Мы долго говорили. – Элин посмотрела в глаза собеседнику. – Он меня понял. Понял, почему я не хочу остаться с ним. Не могу себе этого позволить. И он обещал, что вас с Джиёном не тронут, раз вы мне дороги, - улыбка на её губах образовалась насмешливая. – Не оба, конечно, но раз Джиён твой друг… - Элин! – выдохнул Сынхён, осознавая, что она сказала. – Элин… - он встал и подошёл к ней. Не глядя на то, что вокруг были люди, а пол не был кристально чист, молодой человек опустился на колени перед девушкой и, не сумев больше ничего сказать, обнял её ноги. - Сынхён… - подняла Элин руку, желая провести ею по его волосам, но не решилась. - Мне было плохо без тебя, - коснувшись щекой её колена, прошептал он. – Я не думал никогда раньше, что бывает так одиноко. Так плохо и одиноко. – Она всё-таки погладила его по макушке. – И я бросил курить. - Это очень хорошо, - улыбнулась Элин. - И я за всё это время совсем нигде не был,