Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

в глаза Элин, теперь ставшие зелёными, как загоревшиеся в порядке своей очереди лампочки, озеленившие всю комнату. Решаясь окончательно, Сынхён обнял подругу за плечо, притянул к себе и поцеловал. И настолько провалился в волнение, что физически ничего толком не почувствовал, кроме острого, крутящего в животе напряжения, эхом отскакивающего до кончиков пальцев. Гладкая ткань платья под ладонью истончилась, дав почувствовать острую выпирающую косточку плеча, но губы были будто под заморозкой. Сынхён подумал, что заболевает, и жар с лихорадкой возвращаются, настолько всё было спутанным и воспаленным в сознании. Осознавшая, что с ней сделали, Элин отпихнула Сынхёна, хотя несколько секунд отвечала на поцелуй и едва не втянулась в него. Но освободившаяся, она запаниковала, ударив несильно его по щеке. - Что ты делаешь?! – воскликнула она, подскочила на ноги, и опять заплакала. – Господи, зачем?! Что ты творишь? Зачем ты сейчас всё усугубляешь?! Сынхён, боже, ты способен сделать хоть что-нибудь вовремя?! Иногда я начинаю понимать, что от любви до ненависти действительно один шаг, один малюсенький шаг! - Элин, ты просто не должна быть с Микки… - А с кем я должна быть? С тобой? – посмотрела она сверху вниз, на сидящего на диване, с накрытыми пледом ногами Сынхёна. - Да! Да, если ты ещё любишь меня, это было бы правильнее… - Причём здесь это! - А что? - Ты! Ты разве любишь меня, чтобы я была с тобой? – Сынхён открыл рот, но не стал спешить с заявлениями. Да, он осознал, что без Элин ему очень плохо, что он ревнует её и хочет рядом с собой. И просто хочет. Хочет доказать ей, что он мужчина, доказать всем, что он её мужчина, но что сказать о любви? – Не любишь! – сделала вывод Элин сама. - Не спеши, подожди, Элин, я всего лишь не знаю, как люди чувствуют любовь? Я никогда не влюблялся, не страдал ни по кому, но я знаю, что ты нужна мне, правда, и если ты будешь со мной… - То ты подумаешь и посмотришь, пройдут ли чувства проверку? – Элин хмыкнула, взяв свою сумочку и двинувшись на выход. – Нет, Сынхён, так не годится. Единственное, что я знаю о любви – это то, что она никогда не вызывает сомнений. Когда любят – делают, совершают, добиваются и стремятся. А если лежат на диване, - она окинула критическим взглядом молодого человека, втискивая ступни в туфли, - и ждут у моря погоды, то это хотят, а не любят. До свидания! - Элин! – Сынхён выбрался из своей берлоги, сотворенной пледом, и догнал девушку в коридоре. Он опять её схватил за плечи, опять потянул к себе. - Пусти! Не усложняй и не обманывай ни себя, ни меня! – Но Сынхён переборол её, и поцеловал снова. А она вновь вырвалась, а он поцеловал ещё раз, за что получил вторую оплеуху. – Убери руки! И губы! И себя от меня убери! Плача и возмущаясь, Элин кое-как отбилась и, вырвавшись, всё-таки выскочила в подъезд, уносясь прочь. Попробовав, но не распробовав её поцелуй, Сынхён окончательно поник и попался в сети, о которых Элин уже давно забыла, что раскидывала где-то. Да и раскидывала ли она? Не было в ней ничего, что можно было принять за ловлю, за соблазнение. Она была такой, какой была, и если Сынхён куда-то и попал, то в капкан насмешницы судьбы. Выздоровев и вернувшись к делам, он только и знал, что механически, как автомат, перемещался по городу, ездил, захаживал в кафе, съедал там обеды, продолжал штудировать сингапурские данные, советовался со специалистами и аналитиками. Половина говорила ему не спешить, потому что бывший премьер-министр, но до сих пор самая влиятельная личность Сингапура – Ли Куан Ю, при смерти, и неизвестно, что будет, когда он скончается, потому что девяностолетний старик весьма плох. Другая половина советовала поторопиться, если он хочет обосноваться в Сингапуре. «А то потом неизвестно, что будет!» - наседали они.

* * *

Но все эти дела не завоёвывали внимания, не отвлекали от мыслей об Элин. Через третьи лица он узнал, что её свадьба с Ючоном была намечена на март, но по каким-то причинам пока была перенесена. Он стал пытаться дозвониться до неё, что сразу не получилось. Но потом она перезвонила сама. Они поговорили в спокойном тоне, Сынхён увещевал её не делать глупость и не выходить за Микки, если она того не любит. Элин в основном слушала и молчала, иногда спрашивая риторически, а как поступить с договорённостью? Что будет, если Ючон разозлится и велит всё-таки перестрелять «драконье племя», как называл банду Джиёна? Сынхён срывался и говорил, что ему плевать. И временами ему уже действительно было почти плевать, только бы забрать Элин обратно, только бы всё было, как раньше. Он продолжал самостоятельно учить французский, пил французское вино и окончательно бросил курить. Приблизилась календарная весна, и запутанный узел, как обычно, разрубила прямота и честность самой Элин. Она не смогла больше обманывать Ючона, созваниваясь за его спиной с другим. Она обещала ему шанс, но и без чужих подсказок понимала – ничего не получается, а то, что выглядит получающимся – лицемерие с её стороны. И она выдала всю правду Ючону, что не любит его и сомневается, что брак принесёт им счастье. Главарь триады не осерчал и не превратился в монстра, чьи надежды не оправдали. Он пытался выяснить всё, обсудить с Элин, узнать, что он может изменить, как исправить? Чего ей не хватает для чувств к нему? Но у девушки не было рецепта, Ючон был не тем, кто ей был нужен – вот и всё. Ючон предложил им расстаться на время и подумать, он дал ей несколько недель, умоляя не принимать необдуманные решения, всё тщательно взвесить. Он сказал ей, и его слову можно было верить, что никогда не полюбит другую девушку, но женится на первой встречной, если она уйдёт от него. - Он будет несчастлив, Сынхён, он будет из-за меня несчастлив! – плакала снова в трубку Элин, раскаиваясь за то, что обнадёжила человека, которого всё ещё любила, как друга детства, и уважала за то, что в преступном мире этот друг не потерял человеческого лица. - А если ты с ним останешься, то будешь несчастлива сама! – убеждал её Сынхён. - Мне всё равно, ты же знаешь, я никогда не хотела ничего для себя…