Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

будет в будущем? Неужели у нас есть только негативные сценарии? Однако, конечно, стоит отметить, что Лавлок использует антропный принцип и свои предостережения скорее как средство подчеркнуть исключительность Земли (и необходимость ее защиты), а не только чтобы изолировать человечество от прогресса.

Дуализм социального и природного. Второй аспект критики Брайдотти касается того, что Лавлок воспринимает природу в ее «чистом виде», сводя Землю к саморегулирующейся системе, понимание которой не зависит от культурных влияний. Его описание Гайи ориентировано на наукообразность, что, по мнению Брайдотти, игнорирует социальное производство научного знания и производит жесткое разделение на природу и культуру, науку и общество. Брайдотти пишет:

…проблематичен не столько холизм, сколько тот факт, что он основан на социально-конструктивистском диалектическом методе. Это значит, что он противопоставляет землю индустриализации, природу культуре, окружающую среду обществу и крепко встает на сторону естественного порядка[185].

Добавим к этим критическим замечаниям еще один момент: антропоморфность теории Гайи. Находясь в рамках метафорической конструкции, Лавлок интуитивно связывает Землю с образом человека. Метафора «живой планеты» вызывает неоднозначную реакцию: одни находят ее вдохновляющей, другие считают, что она упрощает сложные биологические и геологические процессы, которые с нелегкостью поддаются описанию даже ученых. С другой стороны, метафоричность теории Лавлока позволяет донести до широкой аудитории идею о хрупкости планетарной системы. Такие метафоры важны и для геофилософии.

Интересной противоположностью теории Гайи выступает гипотеза Медеи, предложенная палеонтологом Питером Уордом в 2009 году. Согласно ей, жизнь на Земле существует не благодаря, а вопреки самой Земле. Жизнь, вместо того чтобы сохранять планету, со временем подрывает ее устойчивость. Название теории неслучайно отсылает к мифологической фигуре Медеи, которая убила своих детей. Для Уорда это символ того, что жизнь на Земле обладает «биоцидальными» тенденциями – склонностью к самоуничтожению и деструкции.

В целом Уорд утверждает, что практически все массовые вымирания были спровоцированы биологическими процессами. Например, появление кислородного фотосинтеза, которое привело к «кислородной катастрофе», уничтожило большинство анаэробных организмов. Помимо этого, жизнь неизбежно уменьшала и уменьшает разнообразие видов и общую биомассу, подталкивая экосистемы к состоянию коллапса. По мере увеличения сложности организмов они начинают потреблять больше ресурсов, что ведет к деградации окружающей среды. Об этом Уорд написал целую книгу – «Гипотеза Медеи: обречена ли жизнь на Земле на самоуничтожение?»[186]. Тем не менее Лавлок все-таки получает больше союзников среди философов, чем Уорд. Своеобразным продолжателем линии «смертоносной Земли» можно считать Джорджо Агамбена с его Хтонией, о чем пойдет речь в следующих сюжетах.

Природа и Земля: Латур как теоретик Гайи

Имя французского социолога и антрополога Бруно Латура нам уже хорошо знакомо. В своей интерпретации Латур понимает Гайю как набор актантов – людей и не-людей, – где каждый и в каждое мгновение активно меняется, и мы – в роли и наблюдателей, и участников этого процесса – не можем знать, каким будет состояние нового стабильного равновесия[187]. В курсе «Лицом к Гайе: восемь лекций о новом климатическом режиме»[188], которые были изданы отдельной книгой, Латур утверждает, что нам следует перестать воспринимать Землю как «декорацию» человеческой истории и осознать, что она становится главным действующим лицом в различных событиях. «Пейзаж, обрамлявший все человеческие конфликты, теперь вступил в бой», – поэтично замечает Латур[189].

Отделяя Землю от «природы», Латур вводит другое понятие, которое становится одним из центральных в его исследовании, – «геоистория». Именно геоистория помогает Латуру обнаружить проблемные моменты, связанные с восприятием Земли и природы со стороны онтологии, эпистемологии, социологии и философии в целом. В определенной степени геоистория продолжает критику двухпалатной системы модерна, которую предложил Латур в других работах (например, в «Политиках природы»). Эта двухпалатная система является современным вариантом платоновского мифа о пещере. Латур наделяет платоновское разделение двух миров политическим смыслом, и поэтому называет их палатами. Вот как там все работает.

Высшая палата – это природный мир, мир «вещей».

Низшая палата – это человеческое пространство научных споров и дискуссий.

В высшей палате находятся безмолвные (природные) вещи. Они недоступны обычным людям, которые вынуждены жить «представлениями» о них. Двухпалатная система формирует группу ученых, которые способны менять палаты и приносить знания природы в обычный мир. Ученые как бы способны понимать язык безмолвных вещей. Если вдуматься, способность озвучивать вещи удивительная, и у ученых есть привилегия и даже монополия на это. Латур пишет в «Политиках природы»:

Эти немногие избранные располагают самыми невероятными политическими возможностями из когда-либо изобретенных, а именно: заставить заговорить безмолвный мир, глаголить истину, не встречая возражений, положить конец нескончаемым прениям за счет непререкаемого авторитета, которым их наделили сами вещи[190].

Именно поэтому Латур критикует палатное разделение и усматривает его влияние на идеи климатических скептиков[191].

По словам самого Латура, в лекциях о Гайе он соединил науку, политику и религию, предварительно извлекая каждую из их смешения с природой. Он замечает по этому поводу: «Как ни странно, природа – слишком ограниченный глобус для геоистории, которую затрагивают эти три области»[192]. Латур создает картину «постнатуральной» эпохи, в которой природное и социальное не находятся на противоположных полюсах (в этом кроется изменение теории Лавлока), а связываются из-за того, что антропогенные факторы все больше влияют на изменения природы.

Латур определяет эти изменения через теорию Гайи, которая позволяет совершить важный переход к анализу гибридов человеческих и нечеловеческих акторов Земли. Поэтому он и предлагает упомянутую геоисторию, которая выводит Землю и природу из пассивного состояния исключительно человеческих действий. Геоистория лишает Землю и природу видимой правильности и «гладкости». Латур замечает:

Когда мы объединяем Землю как сферу, мы помещаем геоисторию в более старый формат средневековой теологии и эпистемологии Природы XIX в. Даже знаменитый вид «голубой планеты» может оказаться составным изображением. <…> В этом, собственно, и заключается источник очарования, которое образ сферы вызывал от Платона до НАТО: сферическая форма сглаживает знание в один непрерывный и прозрачный объем, скрывающий трудную задачу сбора противоречивых данных… <…> У сферы нет истории, нет начала, нет конца, нет дыры, нет разрыва любого рода[193].

Эта цитата не только хорошо иллюстрирует настроение лекционного курса Латура, который он посвятил Гайе, но и в целом отражает его отношение к нарративам о глобальном и едином. Это отношение скептическое и порой сильно встревоженное, поскольку «проклятие Атласа»[194] сглаживает восприятие экологических кризисов и изменений Земли.

От геоистории к приземленным

Развивая теорию Гайи, Латур сосредотачивается не только на критическом анализе. Для разговора о геофилософии важно то, каким образом Латур обращается к Земле. Поэтому давайте