Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

Во-первых, Латур использует постгуманистическую оптику. Она учитывает опыт виталистических и геологических различий, которые встречаются в «летописи» планеты. Нередко различия приводят к столкновениям, ведь Гайя, по мнению Латура, – потенциальный враг для людей. Она больше не та добрая мать-природа из энциклопедий Нового времени, которая не воевала с людьми. Латур говорит, что Земля как Гайя теперь небезразлична к нашим действиям, а «жестокость поровну делится между двумя главными героями»[195] (так формулирует это Латур, имея в виду активность двух различных сторон – Земли и людей).

Во-вторых, Латур вводит ряд важных понятий, которые помогают в подборе новых инструментов для геофилософского анализа. Помимо геоистории особое внимание он уделяет понятию «приземленные»[196] (the earth-bound), которое вводит для описания нового типа отношений между планетой и ее населением. Приземленные – это коллективы различных акторов, то есть действующих лиц, которые находятся в процессе более внимательной и детализированной коммуникации с Землей. Латур вводит следующую оппозицию: приземленные противостоят «людям». Этот антагонизм на первый взгляд может показаться непривычным, однако здесь важно понимать, что подразумевает Латур, говоря о «людях» в таком контексте. Конфликт «людей» и приземленных похож на конфликт ученых: Латур сравнивает «людей» с учеными-естествоиспытателями – теми, кто с гордостью говорит, что он «от природы». Такие ученые наделяются Латуром следующими (отчасти негативными) характеристиками:

…это несчастная фигура, вынужденная иметь душу, голос и место, но затем бежать от риска потери своего авторитета. Когда их атакуют, они бесконечно кружатся от природоцентрического взгляда на «знание из ниоткуда» к лабораторно-центрическому взгляду, который, кажется, больше не может достичь завершения и определенности. Их единственное решение состоит в том, чтобы проклинать иррациональность и «релятивизм» и с нетерпением ждать возвращения вчерашних дней[197].

Обратите внимание: Латур говорит, что ученый не может быть полностью безличным субъектом, каким его часто изображают; он обладает эмоциями, убеждениями и занимает конкретное место в обществе. Эта «человеческая составляющая» делает его уязвимым, поскольку подрывает традиционную идею науки как бесстрастного и универсального знания.

Латур говорит, что ученые стремятся избежать дискредитации своих выводов, поэтому вынуждены защищать свои позиции, сохраняя дистанцию от общественных и политических дебатов (еще одно проявление двухпалатного разделения). Они часто реагируют на критику обвинениями в «иррациональности» или «релятивизме», особенно когда созданные подходы и результаты подвергаются сомнению. Это своего рода защитный механизм, который позволяет сохранить авторитет науки, но не решает основной проблемы – изменения статуса научного знания в современном мире.

Иными словами, «люди» и ученые – это те, кто предполагают существование в мире двух центров: природного и человеческого. Человеческий центр должен заботиться о природном – об этом говорят экологи и защитники окружающей среды. Однако для Латура допущение существования двух таких центров – уже большая ошибка, которая следует из дуализма, согласно которому природа и человек – нечто радикально отличное. Латур предлагает не отказ от центра в целом – от антропоцентризма или других форм центрирования реальности (так как такой отказ сформировал бы новый центр). Напротив, он предлагает обратить внимание на идею, что центр Земли везде, а окружность – нигде[198]. «Новый Климатический Режим заключается как раз в непонятности того, от чего зависит наше дальнейшее существование. В отказе от центрального положения нет смысла, так как нет окружности»[199], – заключает Латур в книге «Где приземлиться?», близкой по тематике к курсу лекций, который мы сейчас разбираем.

В свою очередь, здесь появляется и альтернативная ученым фигура, важная для Латура, – приземленные. Перед ними стоит иная задача: открыть, понять и осознать, сколь многие существа необходимы им для продолжения своей жизни на Земле. Латур наделяет приземленных несколькими характеристиками.

Первая: приземленные являются настоящими, они реальны и включены в жизненные и экзистенциальные процессы, которые не перекрываются авторитетом природоориентированной идентичности, взглядом «извне» или «уловкой бога».

Вторая: приземленные занимаются земной наукой, которая принадлежит Земле и осуществляется без отчуждающего разделения природного и политического или земного и человеческого. Земля протянута через все науки приземленных – именно так тавтологично можно сформулировать один из ключевых принципов тех коллективов, которые противостоят в терминологии Латура «людям».

Это важный концептуальный ход и для геофилософии: закономерно можно расширить идею Латура, сказав о существовании не только земной науки, но и земной философии, которой также занимаются приземленные. В конечном счете свой взгляд на них Латур формулирует так:

Они принадлежат Земле. Земля протянута через их инструменты. Их знания простираются настолько, насколько они способны расширять, финансировать, исследовать, поддерживать датчики, которые делают видимыми последствия их действий. Они без колебаний признаются в трагической экзистенциальной драме, в которую вовлечены. Они смеют говорить, как они напуганы… <…> Их власть полностью политическая, поскольку они представляют агентов, у которых нет другого голоса и которые вмешиваются в жизнь многих других. Им позволено иметь интересы и раскрывать их в полной мере. Они без колебаний рисуют форму мира – номос и космос, в котором предпочитают жить[200].

Таким образом, Латур проделывает немалый путь и приходит к выводу о Земле, которая включена в инструменты, аппараты, лаборатории и исследования земных ученых. Беря за основу и отталкиваясь от теории Гайи, Латур дает ей существенное развитие, позволяя увидеть Землю как ключевого актора многих процессов (научных, политических, социальных и эпистемологических). Геоистория и приземленные демонстрируют, как Земля в образе Гайи врывается в человеческие практики, дает сдачи, подобно латуровским вещам в известном афоризме[201]. Неслучайно Латур говорит о политической власти: в своем курсе он пытается построить каркас политической теологии природы, где есть не только сакрализация власти, но и новые отношения между политикой и Землей (природой). Приземленные – участники этих новых отношений.

Латур и Лавлок предлагают интересную метафору для описания положения людей на Земле. Лавлок сравнивает ситуацию людей с положением британской армии в июне 1940 года, застрявшей в дюнах Дюнкерка. Солдаты, вынужденные оставить свое оружие, отступали. Эта сцена для Лавлока и Латура становится яркой иллюстрацией человеческой растерянности на Земле: у нас есть ресурсы, технологии, планы, но они оказываются бесполезными перед лицом масштабных изменений, которые диктует планета.

Фотографии, на которых запечатлено оставленное оружие, лишь усиливают этот образ: оружие должно было быть использовано для определенной цели, но теперь лежит без дела, подчеркивая абсурдность любых военных усилий в условиях, когда главный победитель уже определен. Для Латура и Лавлока этот победитель – сама Земля. Поэтому Латур задается вопросами: возможен ли диалог с планетой? Возможно ли договориться с ее силами и процессами? Они возникают в политической теологии природы эпохи антропоцена. Звучит глобально – ничего не скажешь. Сам же антропоцен Латур описывает как эпоху растерянности