Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

Не преуспев в высших эшелонах власти, черногорское лобби стало воздействовать на общественное мнение, главным образом, через прессу. Последовала серия статей в «Новом времени» и других изданиях, в них резко критиковалась идея великих держав создать Албанию и еще более резко характеризовались действия российской дипломатии на Балканах. МИД России упрекали в том, что он охвачен пораженческими настроениями и не способен защитить национальных интересов. Подстрекательские публикации спровоцировали несколько демонстраций в Петербурге, но самодержавие быстро пресекло эти действия. Министр иностранных дел С.Д. Сазонов успокоил «заграничных друзей», заявив, что даже если бы черногорское войско смогло взять Скутари, российское правительство продолжало бы смотреть на эти территории «как на область, предназначенную войти в состав будущей независимой Албании. Вслед за этим правительство запретило всякие манифестации на почве славянских симпатий и, таким образом, очистило политическую атмосферу столицы от внесенных в нее безотвественными лицами нездоровых — веяний»{424}.

Наконец, зимой–весной 1913 г. политическое и военное решение вопроса о Скутари вступило в финальную фазу. Король многократно заявлял российскому посланнику А.А. Гирсу, что не уступит Скутари ни в коем случае. Другие представители черногорского правительства вторили монарху, например, министр внутренних дел Пламенац заявил Гирсу: «Скутари должен быть черногорским. Иначе Черногория перестанет существовать». Гире в ответ просил подумать о жертвах и о противодействии великих держав. Он доносил в Петербург: «Король и правительство не стесняются открыто высказывать полное пренебрежение к выступлению держав, чем крайне затрудняют не только наше положение вообще, но и нашу деятельность»{425}. В секретной телеграмме 19 марта (1 апреля) Гире сообщал о том, как вел себя черногорский правитель во время очередной аудиенции: «Речь зашла о начавшемся вчера штурме Скутари и дала повод Его Величеству на мое замечание об ответственности, которая всецело падает на него за отказ подчиниться требованиям держав, в недопустимых по резкости выражениях обрушиться на последние и заявить мне категорически, что он никакого внимания на них обращать не будет и продолжит штурм до конца. Я оказался вынужденным прервать беседу»{426}. «Давила» на Гирса и приехавшая Милица, с большим удовольствием рассказывавшая посланнику о массовых беспорядках в Петербурге{427}. По ее словам, эти волнения были направлены на то, чтобы поддержать справедливые требования черногорцев.

Привыкший добиваться своих целей любой ценой, король Николай в начале апреля 1913 г. пошел на хитрость, чтобы добыть вожделенный албанский город. Между престолонаследником, старшим сыном короля Даниилом и комендантом Скутари Эссад — пашой был заключен договор о том, что паша сдаст черногорцам город в обмен на обещание беспрепятственно выпустить с оружием и имуществом гарнизон и тех жителей, что захотят уйти. Крепость не должна быть разрушена, никто из тех, кто воевал с черногорцами, не должен быть привлечен к ответственности{428}. Державы были потрясены, когда стало известно о секретной части албанско-черногорских договоренностей. Как сообщал в МИД России Гире: «Этот Эссад-паша хочет провозгласить себя королем Албании, а король Николай его тут же признает»{429}. Нужно отметить, что кроме упрямства и хитрости, в этом сговоре местных руководителей видно стремление проводить в регионе самостоятельною политику, не соотнося ее с планами великих держав. По мнению местных элит, они лучше знали, как им договориться и разграничиться, что справедливо или несправедливо для местного населения. Допустить такой самостоятельности Европа не могла. Начались военные демонстрации против Черногории, которой ясно дали понять, что австрийская оккупация вполне возможна, если не будет проявлено сговорчивости. Противостоять великим державам без поддержки России было не под силу даже такому упрямцу, как король Николай. Пришлось уступить. В секретной телеграмме Гирса от 27 апреля (10 мая) 1913 г. сообщалось: «Вчера вечером… подписан протокол о передаче Скутари международному отряду, которая состоится в среду 1 мая в 2 часа дня»{430}. Великие державы настояли на своем, Черногории пришлось принять участие в подписании прелиминарного мира, так и не получив Скутари.

В эти дни король выступил перед Скупщиной с речью: «Наш всегдашний покровитель русский царь, сперва советами, а затем и строгими угрозами потребовал, чтобы мы покорились решению Европы»{431}. Это еще одна важная характеристика черногорского монарха — ответственность за свои поражения он умел перекладывать на других — внутреннюю оппозицию, воинственных соседей, не поддержавшую его Россию. Обида и упреки в адрес русского правительства не помешали Николаю начать обычный для него разговор о возобновлении военной субсидии. Но российские официальные лица были настроены решительно. Гире предлагал порвать союзнические отношения, считая, что едва ли подвернется еще раз такой удачный момент «прочно оградить себя от быстро возрождающихся осложнений; нельзя даже предугадать всех неизбежных и грозных последствий, если Черногория будет существовать для нас как фактор, с которым мы продолжали бы считаться»{432}.

Итогом Балканских войн для российских политиков стало довольно горькое убеждение, что союзник из Черногории не получился. Гире так оценил события 1910–1913 гг.: «Поведение короля Николая во время войны с очевидностью выяснило, что, заключая с нами военную конвенцию, Его Величество имел в виду главным образом получение денежной субсидии на оборудование и содержание своего войска, намечая для себя известную свободу действий, каковую и осуществлял со времени первого восстания малиссоров (албанцев. — В.Х.) и до последних дней, открыто не подчинившись нашим указаниям и требованиям. Обучение черногорского войска нашими инструкторами имело для него более чем второстепенное значение. Наши офицеры постоянно жаловались на вмешательство короля в дело обучения и организации армии, с требованием военной техники ничего общего не имевшие и вызывавшиеся соображениями домашнего свойства; он часто парализовал их труды, что и сказалось в известной мере на плачевном ходе военных операций черногорцев под Скутари. Рассчитывать на то, что король Николай вперед иначе отнесется к своим обязательствам и к делу обучения своего войска, никаких оснований не имеется. Кроме того, я полагаю, что, в виду племенных особенностей сербов Черногории, образующих скорее клан, чем государство, мы вряд ли добьемся образования из них боевой единицы, отвечающей всем современным требованиям военной техники и нашим военно-политическим задачам, существенно изменяющимся с удалением турецких войск из пограничных с Черногорией областей… Я склонен думать, что сожалеть об уходе наших инструкторов черногорцы не будут. Мы же избавимся от задачи, самой по себе трудной и неблагодарной»{433}.

Однако изменить что-либо в российско-черногорских отношениях политики не успели, в августе 1914 г. началась Первая мировая война. Результатом Балканских войн было полное истощение и без того скромных экономических ресурсов Черногорского королевства. В Первую мировую войну оно