Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

очень интересно переводит в свой панк-регистр. То есть это публицистика, это какие-то ситуативные, важные в конкретный момент слова, но у него получается их так подорвать изнутри, чтобы через них заговорила некая странная чудовищная истина, которую саму по себе высказать невозможно».

Это важная мысль. Одной из ключевых для Летова категорий мне кажется присвоение. Грубо говоря, что бы он ни пел, кого бы ни исполнял, кем бы ни притворялся, Егор Летов никогда не играет роль, а именно присваивает ее в полной мере – становится персонажем или другим автором. Он очень часто говорит от чужого имени, но делает это так, будто – от своего; надевает маску, которая прирастает к лицу. Поэтому, например, та же песня «Общество „Память“», будучи злой сатирой, звучала по-настоящему страшно и впоследствии приводила к самым смехотворным недопониманиям. Поэт и критик Данила Давыдов размышлял об этом так: «Культура в текстах Летова часто воспринимается как пространство репрессий и даже как репрессивное орудие. Однако это такое орудие или такой источник силы, который Летову – или, если угодно, его герою – нужно присвоить заново. Это присвоение происходит через разрушение и переосмысление традиционных культурных смыслов».

«Летов всегда утверждал свою субъектность в некой множественности, – говорит Максим Семеляк. – Поэтому его в равной степени можно считать певцом для гопником и кумиром интеллектуалов: в этих песнях умещалось все, и определенный элемент непонимания был заложен в них изначально».

Сам Семеляк, подобно многим, впервые услышал «Все идет по плану» в чужом исполнении – в 1990 году в переходе метро «Театральная» – и этого кавера хватило, чтобы изменить его жизнь навсегда: как он пишет в книге «Значит, ураган», на станцию назначения Семеляк приехал «более-менее другим человеком». «Летову тогда удалось сочинить своего рода метафизический блатняк – ну, вот как „Гоп-стоп“, – говорит он. – Я думаю, что успех „Все идет по плану“ обусловлен тем, что она про круговорот жизни и смерти, про горделивую позу и одновременно фатальность, про стирание оценок, про распад и собирание себя. В ней сквозит такая сладкая горечь, словно бы ты попробовал этот невыносимый липовый мед. И эта невероятная интонация – то, что Лесков в рассказе „Грабеж“ называл „голос с густым подвоем“. Вот этот густой подвой формировал целую эпоху и одновременно определял какую-то солдатскую участь человека, живущего не только здесь и сейчас, но и всегда. То есть песня очень точно отражала все перестроечные смятения, но при этом уже тогда казалось, что в ней есть некая универсальная формула отчаяния».

Для меня эта универсальность «Все идет по плану» ярче всего проявляется в третьем куплете, когда Летов переходит на крик, а «фуражки» и «ключи границ» сменяются на куда более личную и страшную лирику: «А моей женой накормили толпу». Это уже совсем больно и совсем непонятно – какая жена? При чем здесь Христос? И самое трогательное, что объяснения этих строк существуют прямо противоположные. Юрий Доманский комментирует их так: «Толпа поглотила самое ценное, что есть у простого советского человека, и это тоже последствия перестройки». При этом в интернете можно найти подробное обоснование, почему «жена» – это дева Мария, а куплет, соответственно, рассказывает о том, как советская власть уничтожала православие. В сухом остатке здесь важна не столько интерпретация, сколько сам прием: публицистика взрывается изнутри – и вот в этом-то разрыве и зияет что-то настоящее и дорогое.

«Был такой эпизод на концерте в 1998 году в Саратове, – рассказывает Семеляк. – В дымину пьяный Летов поет „Все идет по плану“ и вдруг посреди куплетов начинает кричать: „Ничего не по плану, нет никакого плана! Мы живые люди! Мы живые люди!“ Грубо говоря, вот это и есть квинтэссенция его философии».

Может быть, именно то, что песня каким-то непостижимым образом все-таки утверждает эту самую жизнь вопреки всему, позволяет ей оставаться нужной даже в тех обстоятельствах, которые никак не соотносятся с картиной мира ее лирического героя. Во всяком случае, в октябре 2023 года один хороший знакомый, которого российское государство объявило иноагентом и уголовником, прислал мне видео, записанное им тогда же в Одессе, на улице Дерибасовская: уличный музыкант поет «Все идет по плану» на украинском языке.

Егор Летов на сцене фестиваля «Сырок» в Москве, 4 декабря 1988 года. Фотография: Андрей Кудрявцев

Глава 4

Мне придется отползать

В начале декабря 1988 года молодые музыканты со всей страны – от Одессы до Архангельска, от Риги до Верхотурья – съехались на восток Москвы, чтобы принять участие в фестивале «Сырок». Состоялся он в Измайлово, группы жили в одноименном гостиничном комплексе на пять тысяч номеров, построенном к московской Олимпиаде, а концерты проходили в одноименном концертном зале – модернистском параллелепипеде из стекла и бетона, украшенном фризом «Гимн человеку» авторства скульптора Зураба Церетели.

Была среди участников фестиваля и группа «Гражданская оборона» – для Егора Летова и его друзей это выступление должно было стать первым в столице. Рокеров поселили всех вместе, в корпусе «Дельта», и это имело предсказуемые последствия. «Три этажа: один этаж колес, один этаж травы и один портвейна, – рассказывал Игорь Староватов, который приехал на „Сырок“ в качестве басиста „Обороны“. – И можно было вот так курсировать и уделываться. Чем мы и занимались. Я еще помню: поднялся на этаж, идешь по коридору, а номер далеко, ну реально далеко. А ссать охота, я извиняюсь, конечно. А в полу – люк с кабелями. Ну, открываешь, поссал, закрыл и пошел дальше».

В какой-то момент музыкантов «выдернули из всего этого угара», и они поехали фотографироваться в центр Москвы – так возникли монохромные снимки «Обороны» на заснеженной Красной площади: Летов в черных очках, все музыканты в черных пальто с поднятыми воротниками, лица суровы («Убивались страшно, потому и рожи такие опухшие», – резюмировал Староватов). Сделал эти фотографии Андрей Кудрявцев, молодой фотограф, который в 1987 году переехал вслед за женой в Омск и почти моментально влился в тусовку «Обороны» – ему принадлежат практически все канонические фото Летова конца 1980-х.

У Егора времени хватало не только на то, чтобы «уделываться». На «Сырке» выступало сразу несколько групп, которые ему всерьез понравились. Одной из них были таллинцы «Не ждали», крайне остроумно совмещавшие любимый когда-то Летовым звук движения Rock in Opposition с босановами и авангардным шансоном; почтение к этой группе и ее лидеру Леониду Сойбельману останется у Летова на всю жизнь, и много лет спустя он даже будет замышлять с ним совместный проект. Другой – украинцы «Вопли Видоплясова»: от их сета на «Сырке» Летов остался в восторге и по горячим следам назвал группу «великой». Еще одними участниками «Сырка», впоследствии получившими большую славу,