Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

или иначе, прорывался в метафизику, за собственные пределы, хотя бы на энергетическом уровне. А в-третьих, газетную и телевизионную фактуру он воплощал в сверхэффективные хиты, которые работают и заводят даже три десятка лет спустя и даже тех, кто знать не знает ни про какого Леха Валенсу и люберов.

Разумеется, главный тому пример – «Все идет по плану», самая узнаваемая летовская песня, его народный хит и его проклятие. «Она достала его просто до зубовного скрежета, – рассказывает Наталья Чумакова. – Вот приезжаем мы в какой-нибудь город, и понятно, что придется играть „Все идет по плану“. Но он так говорил: „Можно ли себе представить, что ты идешь на концерт The Rolling Stones, и они не играют 'Satisfaction'? Ну так же нельзя“».

«Все идет по плану» замыкает одноименный альбом, который легко мог бы служить летовским «Best of» – это неполные тридцать минут, сверху донизу набитые построенными на примерно одних и тех же аккордах хитами. Титульная вещь как бы аккумулирует в себе весь этот потенциал, становясь частью совсем уж массовой культуры. При этом в ней присутствуют все родовые признаки тогдашнего летовского цикла, в частности – внятные знаки и реалии своего времени. Например, строчка про хорошего вождя Ленина явно отсылает к раннеперестроечной риторике Михаила Горбачева, который, грубо говоря, объявил, что партия и страна должны вернуться к ленинским идеалам, извращенным последующими диктаторами и бюрократами, а журнал «Корея» – абсолютно реальное издание про КНДР, которое рассматривали, чтобы убедиться, что бывают страны и более несвободные, чем СССР.

Интересно, что в исходной версии «Все идет по плану» этих исторических и биографических реалий было еще больше. Финальный куплет звучал так: «Там все будет бесплатно, там все будет в кайф / Там, наверное, вообще не надо будет воевать / И предавать отца и сына, чтобы выжить самому / Там, наверное, вообще не будет КГБ». Уже через несколько месяцев Летов заменил этот перечень на более простое, глобальное и вечное «Там, наверное, вообще не надо будет умирать» – с одной стороны, газетно-протокольные обстоятельства меняются на метафизику, а с другой – так перебрасывается мостик в следующий этап жизни автора, когда представление об идеальном коммунизме окончательно обретает черты религиозной утопии. Впоследствии Летов часто рассказывал такую историю, ссылаясь на своего любимого писателя Андрея Платонова: якобы после революции крестьяне в некоторых деревнях были убеждены, будто свершился «глобальный передел всего миропорядка», отменивший смерть, и только когда какой-то старик все-таки скончался, поняли – что-то не так.

Филолог Юрий Доманский, организовавший в РГГУ целый исследовательский Летовский семинар, определяет поэтику Летова как «формульную». «Большинство рок-песен создаются на основе неких ключевых ударных формул, которые повторяются, и зачастую весь остальной текст становится просто контекстом – теряется за главной формулой, – объясняет он. – У Егора Летова тоже такое есть, но его специфика в том, что весомой зачастую оказывается каждая формула текста, а не только ударные и повторяемые». «Все идет по плану» представляет собой максимально наглядную иллюстрацию этого нехитрого, в сущности, тезиса: здесь каждая строка – готовый мем или панчлайн, что на выходе дает идеальное сочетание ясности и тайны. Вот, допустим, куплет про «военную игру». Вроде бы понятно, что пацифизм героя сталкивается с жестокостью системы, требующей от него воевать – но каким образом? Это такой поэтический образ всеобщей воинской повинности, в очередной раз требующий комментария? (Аккурат с 1984-го по 1989 год из-за войны в Афганистане отсрочку для студентов отменили, и в армию загребали вообще всех). Допустим, а что тогда за «лихой фонарь ожидания мотается» – это герой стоит на полустанке, пока его не погрузят в вагоны с другими новобранцами? И вообще, что это за герой? Что для него значит «все идет по плану»? Это тоталитарный ужас? Или сюжет песни развивается примерно как в «Заводном апельсине» – от открытого противостояния до насильственного принятия?

«Летов понимал, что у слова „коммунизм“ есть два значения, – рассуждает писатель и философ Алексей Цветков, который познакомился с Летовым позже, в 1990-х. – Коммунизм как проект, как горизонт истории его завораживал, захватывал его сознание. Но коммунистическая практика в странах реального социализма часто его отталкивала и ужасала. Летов всегда находился в этом зазоре, в этом жутком промежутке между двумя значениями этого красного слова. Поэтому так двусмысленно и так амбивалентно звучит его „На фуражке на моей серп, и молот, и звезда, как это трогательно – серп, и молот, и звезда“. Это и ужас, и умиление, отвращение и восторг – одновременное чувство недостижимости и необходимости».

На вопросы вокруг «Все идет по плану» регулярно и развернуто, досадуя, что его в который раз не так поняли, отвечал сам автор. Это, кстати, тоже выделяет Летова из череды других «легенд русского рока» – отстаивая иррациональную природу вдохновения, он часто был готов почти на филологический манер заниматься самоанализом. Вот, кажется, самое раннее и эмоциональное из объяснений: «Я смотрел очень долго телевизор, и мне было просто страшно хуево, не помню почему, – рассказывал Летов в 1990 году, когда „Все идет по плану“ уже обрела свой подзаборный статус. – А после этого я пришел в комнату, сел, и у меня пошел такой поток изнутри, что я взял и стал просто подряд записывать. И эта песня написана не от моего имени, а от имени некого человека, который не просто устал… А когда вот человек, именно русский человек, нажрется страшно на похоронах или еще где-то, придет домой, начинает стучать по столу кулаком и петь просто то, что в голову придет. А за окном, по большому счету, идет некая такая машина, как бульдозер».

То, что «Все идет по плану» есть перечень странных фантомов, порожденных уставшим от информационного потока обывательским сознанием, в оригинальной записи подчеркивается развязкой: последние полторы минуты Летов, Кузьма и Манагер выкрикивают нечто нечленораздельное, читают стихи и прозу, иногда в этой гомозне прорывается восклицательный вопль: «Коммунизм!» Таким образом, «Гражданская оборона» тут еще и вносит свой вклад в небольшой музыкально-поэтический жанр: несколько песен от имени человека, который смотрит телевизор и пропускает увиденное через себя, есть у Высоцкого (причем сразу в двух случаях, «Жертва телевидения» и «Письмо в редакцию», герои – буквально сумасшедшие); до Летова подобные вещи писали Башлачев («Подвиг разведчика») и шансонье Константин Беляев («У советского экрана»); в дальнейшем изыскания в этой области продолжили, например, «Кирпичи» и Оксимирон. Но Летов, конечно, встроился в эту традицию очень по-своему.

«Мне кажется, „Все идет по плану“ – абсолютно масочная песня, которая при этом прочитывается как сверхискреннее высказывание и одновременно – совершенно неискреннее, – говорит Игорь Гулин. – И какая-то, условно говоря, истина устанавливается только в чередовании, в отслаивании этих масок. Это абсолютно приговская вещь, которую Летов